Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

даже если они с тех пор вступили в законный брак»{616}. Он обвинял в государственной измене состоятельных людей и, чтобы помочь казне, приговаривал их к смерти. Он лично продавал с аукционов рабов и гладиаторов и заставлял аристократов приходить и участвовать в торгах; когда один из них задремал, Калигула истолковал его сонные покачивания как повышение ставки, так что сонливец, пробудившись, обнаружил, что приобрел тринадцать гладиаторов и потерял девять миллионов сестерциев{617}. Он заставлял сенаторов и всадников участвовать в гладиаторских схватках на арене.

Через три года созрел заговор, участники которого решили положить конец этой унижающей всех и вся буффонаде. Калигула раскрыл его и отомстил, развязав террор, усиленный его маниакальной радостью при виде чужих мучений. Палачам было приказано убивать свои жертвы «многочисленными легкими ударами, так, чтобы те почувствовали, что умирают»{618}. Если верить Диону Кассию, он заставил покончить с собой свою безгрешную бабку Антонию{619}. Светоний рассказывает, что когда у животных, предназначенных для гладиаторских боев, вышло все мясо, Калигула отдал приказ скормить ради общественного блага всех «плешивых» узников животным; что он клеймил железом людей высокого рода, ссылал их на рудники, бросал к зверям, помещал в клетку, а затем распиливал пополам{620}. Эти предания мы не можем опровергнуть никоим образом, и их следует рассматривать как достояние устойчивой традиции; но Светоний любил слухи, Тацит ненавидел императоров, а Дион Кассий писал через двести лет спустя{621}. Большее доверие к себе вызывает сообщение о том, что Калигула развязал войну между принципатом и философией, отправив в ссылку Каррината Секунда и приговорив двух других учителей к смерти. Молодой Сенека был среди тех, кому предстояло подвергнуться казни, но его пощадили, так как он болел и, казалось, умрет без посторонней помощи. Клавдий, дядя Калигулы, ускользнул от палачей императора, так как был, или хотел казаться, неопасным, погруженным в чтение дурнем.

Последним капризом Калигулы стало его желание провозгласить себя богом, равным Юпитеру. Знаменитые статуи Юпитера и других богов были обезглавлены и увенчаны головами императора. Он получал удовольствие от того, что восседал в храме Кастора и Поллукса, принимая поклонение раболепных смертных. Иногда он заводил беседу с изображением Юпитера, часто выговаривая ему; ему изготовили механизм, благодаря которому он мог ответить на гром и молнию Юпитера ударом на удар и раскатом на раскат{622}. Он возвел храм самому себе, снабдив его множеством жрецов и поставляя в него отборные жертвы, и назначил одним из жрецов своего любимого коня. Он заявлял, что с неба спустилась богиня луны, и спрашивал Вителлин, не видит ли он ее. «Нет, — отвечал мудрый придворный, — лишь вам, богам, дано видеть друг друга»{623}. Однако народ больше не обманывался на его счет. Некий галльский сапожник увидел Калигулу в маскарадном облачении Юпитера. Его спросили, что он думает об императоре. Он ответил просто: «Большой мошенник». Калигула слышал ответ, но не стал наказывать за столь освежающую отвагу{624}.

К двадцати девяти годам этот бог был уже стариком, изношенным своими излишествами, возможно, страдавшим венерическим заболеванием, с маленькой и полулысой головой на жирном теле; он был мертвенно-бледен, глаза его светились пустотой, а взгляд искрился недобрыми огоньками. Его судьба решилась внезапно, и смерть пришла от тех самых преторианцев, чью поддержку он, казалось, давно купил своими дарами. Трибун преторианской гвардии Кассий Херея, взбешенный грязными шуточками, которые Калигула изо дня в день отпускал на его счет, убил его в одном из дворцовых переходов (41 г.). Когда известие об этом разошлось по городу, жители не сразу ему поверили; люди боялись, что это очередная выдумка царственного шута, которому интересно узнать, кто выразит радость по поводу его смерти. Чтобы окончательно прояснить сложившуюся ситуацию, убийцы прикончили последнюю жену Калигулы и размазали по стене мозги его дочери. В этот день, говорит Дион, Калигула узнал, что он не бог{625}.

III. КЛАВДИЙ

Калигула оставил Империю в угрожающем положении: государственная сокровищница пуста, сенат прорежен убийствами, народ отвернулся от власти, Мавритания восстала, Иудея взялась за оружие в ответ на его требование поставить свою статую в иерусалимском храме. Никто не ведал, где найти правителя, способного справиться с этими опасностями. Преторианцы, натолкнувшиеся на внешне недееспособного Клавдия, который прятался в углу, провозгласили его императором. Сенат, напуганный армией, а может быть, и испытывающий облегчение при мысли, что впредь ему придется иметь дело с безобидным педантом, а не сумасбродным лунатиком, утвердил выбор гвардии. Так Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, колеблясь и сомневаясь, взошел наконец на трон.

Он был сыном Антонии и Друза, братом Германика и Ливиллы, внуком Октавии и Антония, Ливии и Тиберия Клавдия Нерона. Он родился в Лугдуне (Лион) в 10 г. до н. э., и сейчас ему было пятьдесят. Он был высок и грузен, с белыми волосами и дружелюбным лицом; однако разбивший его в детстве паралич и другие недомогания ослабили его тело. Ноги его были чересчур тонкими, и при ходьбе он их слегка волочил; когда он передвигался, его голова покачивалась из стороны в сторону. Он любил хорошие вина и обильное угощение и страдал от подагры; он немного заикался, а его смех, казалось, был слишком несдержанным для императора. В гневе, говорит безжалостный собиратель слухов, «изо рта у него шла пена и капало из носа»{626}. Его воспитывали женщины и вольноотпущенники, он развил в себе робость и чувствительность, едва ли полезные для властителя, и имел не слишком много возможностей для того, чтобы на своем опыте познакомиться с наукой управления. Родственники смотрели на него как на слабоумного инвалида; мать, унаследовавшая мягкость Октавии, называла его «недоделанным чудовищем», а когда ей хотелось подчеркнуть чью-либо тупость, она говорила: «Этот — еще больший дурак, чем мой Клавдий». Осмеиваемый всеми, он жил в спасительной безвестности, погрузившись в азартные игры, книги и пьянство. Он стал филологом и антикваром, изучал «древнее» искусство, религию, науку, философию и право. Он написал истории Этрурии, Карфагена и Рима, трактаты, посвященные игре в кости и алфавиту, греческую комедию и автобиографию. Знатоки и ученые переписывались с ним и посвящали ему свои труды. Плиний Старший четырежды цитирует его как авторитетного писателя. Будучи императором, он разъяснил народу, как исцеляться от змеиных укусов, и предупредил суеверные страхи, предсказав солнечное затмение в день своего рождения и изложив причины этого явления. Он хорошо говорил по-гречески, и несколько его произведений были