Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

действительно существует, и выражением хоть какого-то сострадания к его жертвам. Сотрудники подготовили около десятка разных версий такого заявления и уговаривали семью подписать одно из них и опубликовать. Но Саклеры были против.

Эта сдержанность казалась тем более странной, если учитывать, что в «сообществе для борьбы с болью», как называл его Ричард, некоторые прежние союзники Саклеров уже начинали менять позицию. «Говорил ли я о борьбе с болью[1849], а конкретнее – об опиоидной терапии, в таких формулировках, которые отражают неверную информацию? Полагаю, да», – заявил «король боли» Рассел Портеной в 2012 году. Оказалось, риск зависимости при применении этих препаратов был значительно выше, чем он думал. Более того, возможно, они все же не являются оптимальным курсом терапии при длительной хронической боли. За время своей карьеры Портеной прочел «бессчетное количество» лекций о зависимости, которые, как он теперь признавал, «не были правдой». В действительности, сказал он репортеру «Уолл-стрит джорнэл», «данных об эффективности опиоидов не существует». Портеной был не единственным, кто отрекся от классических убаюкивающих клише информационной кампании за расширение применения болеутоляющих. «Очевидно, было бы безумием[1850] полагать, что лишь один процент населения рискует приобрести опиоидную зависимость, – признала Линн Уэбстер из спонсируемой Purdue Американской академии обезболивания. – Это просто неправда».

Ричарду не нравилась негативная кампания в прессе. «Ты читал какие-нибудь статьи обо мне?»[1851] – писал он другу в 2016 году. «Если да, есть ли какая-то причина, по которой ты меня о них не спрашиваешь? Странно, но в электронной почте, СМС и телефонных звонках такая же тишина, как если бы «Глоб» опубликовал мой некролог!» Но вместо того, чтобы публично выступить в защиту своей семьи и компании, Ричард выбрал привычную незаметность, которую всегда предпочитали Саклеры. В узком кругу семья могла сколько угодно твердить о своей праведности, но это не значило, что Саклеры были готовы к какой-либо публичной ассоциации с Purdue. Новое поколение лакеев компании продолжало играть в прежнюю игру «кручу-верчу, обмануть хочу», изобретенную Артуром Саклером и его братьями еще в 1950-е годы, хотя с каждой новой статьей в прессе ее становилось все труднее поддерживать. «Члены семейства Саклеров не играют[1852] каких-либо руководящих ролей в компаниях, принадлежащих семейному трастовому фонду», – указывалось в одном из черновиков заявления для прессы. Но это было слишком вопиющей, да еще и легко проверяемой ложью, поэтому сотрудники заменили[1853] этот пассаж более умеренным утверждением, что члены семьи «не занимают никаких руководящих должностей». Даже это было не совсем правдой: восемь членов семьи по-прежнему заседали в совете директоров, а некоторые из них с маниакальной мелочностью вмешивались в управление. Поэтому, самостоятельно подготовив заявление, сотрудники пиар-команды Purdue решили, что его опубликует одна из зарубежных компаний семьи, поскольку последний круг неудобных вопросов касался деятельности Mundipharma за границей, и никто в Соединенных Штатах не хотел нести ответственность за ответы на них. «Заявление будет выпущено в Сингапуре»[1854], – решили они.

* * *

Одним из оправданий своей роли в противоречиях, окружавших ОксиКонтин, которое Саклеры часто повторяли самим себе и другим людям, был тот факт, что препарат одобрен FDA. В FDA были сотрудники, которым казалось, что одобрение агентством самого препарата и рекламных утверждений Purdue было серьезной ошибкой. На совещании с представителями Purdue в 2001 году[1855] сотрудница FDA Синтия Маккормик указала, что данные некоторых клинических испытаний, проведенных компанией, вводят в заблуждение и «ни в коем случае не должны включаться во вкладыш ОксиКонтина». Она пожаловалась, что из-за насаждаемого Purdue тезиса о том, что ОксиКонтин «помогает от всего, что болит», он «проникает в целую страту населения, где ему не место». Дэвид Кесслер, который был главой FDA в период одобрения ОксиКонтина, характеризовал дестигматизацию опиоидов, которую помог начать ОксиКонтин, как одну из «огромных ошибок современной медицины»[1856].

Однако, если не считать горстки несогласных, FDA было надежным союзником Purdue все эти годы. Крэйг Ландау, давний сотрудник Purdue, который был протеже Саклеров и занимал пост медицинского директора, часто звонил начальнику отдела анальгетиков управления. «Он ему названивал то и дело, – вспоминал один из подчиненных Ландау. – Это необычно. Люди не звонят главе отдела, рассматривающего их продукцию, просто чтобы поболтать». У него сложилось впечатление, что у Purdue сложились «совершенно недопустимые отношения с этим отделом FDA».

Один из представителей Purdue упорно отрицал эту характеристику, говоря, что «все отношения доктора Ландау с FDA были официальными и допустимыми». Но еще во дни Артура Саклера и Генри Уэлча фармацевтическая индустрия нашла множество способов добиваться благосклонности сотрудников FDA. Далеко не всегда это был чистый подкуп или некий вариант очевидного обмена «ты – мне, я – тебе». Порой высокообразованным сотрудникам управления, получавшим скромную зарплату государственных служащих, было достаточно знать, что, когда они решат уйти из государственных органов, как сделал Кертис Райт после одобрения ОксиКонтина, для них найдутся теплые рабочие места и щедро оплачиваемые консультации.

На самом деле, когда одно из федеральных ведомств наконец взялось за опиоидную индустрию всерьез, это было вовсе не FDA[1857] и не какое-либо иное вашингтонское агентство, а Центры контроля и профилактики заболеваний (CDC) в Атланте. В 2011 году CDC характеризовали кризис зависимости и смертности, который охватывал страну, как эпидемию[1858]. Одним из главных факторов этой проблемы общественного здоровья было то, что слишком многие американские врачи получали знания о назначении опиоидов для лечения от самих компаний-производителей. К этому выводу приходили многие наблюдатели. Потому CDC принялись создавать свод необязывающих указаний, способных помочь докторам определить, когда следует назначать опиоиды. Теоретически это должно было снизить избыточное назначение этих препаратов. CDC созвали совет экспертов, стараясь при этом обращаться к специалистам, которые не получали финансирования от фармацевтической индустрии.

В Purdue немедленно забили тревогу. «CDC не хочет и слышать[1859] ничего от фармацевтических компаний», – писал во внутреннем электронном письме Берт Розен, лоббист Purdue в округе Колумбия. Эксперты, составляющие рекомендации, «должны быть чисты от подозрений в каком-либо финансировании со стороны фармы», отмечал он, что затруднит попытки оказать на них влияние. Рекомендации CDC «задуманы как ограничительные», предупреждал Розен. В окончательном виде они смогут представлять собой «национальный правовой стандарт назначения опиоидов».

«Принято», – ответил Дэвид Хэддокс[1860]. По мере усиления озабоченности, связанной с опиоидами, Purdue начала очень активные закулисные действия, лоббируя против любых мер, которые могли как-то ущемить ее бизнес – как на уровне штатов, так и на федеральном. По данным исследования, проведенного «Ассошиэйтед Пресс»[1861] и Центра общественной честности, Purdue и другие компании – производители опиоидных