Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

поздно вечером. Группа более старших учеников пытается попасть на вечеринку без приглашения, но на лужайке перед домом они сталкиваются с небольшим скоплением ребят помладше (пять человек), позади которых стоят настороженные девочки. Эта защищающаяся группа концентрируется; принимается решение использовать карманный нож, который есть у одного из мальчиков, но он не хочет отдавать его другим. С ним рассерженно спорит самый крупный мальчик из этой группы, который затем начинает душить обладателя ножа, пока тот временно не теряет сознание. После этого обе группы противников расходятся: старшие покидают место происшествия, а младшие без ножа отправляются на задний двор. Мини-стычка внутри обороняющейся группы занимает все пространство внимания, разряжая более масштабную конфронтацию.

Если подвести итог, то моя гипотеза заключается в том, что драки в ситуациях разгула (а возможно, и в насильственных ситуациях в целом) подчинены закону малых чисел. Это напоминает закон малых чисел в пространстве интеллектуального внимания, ограничивающий количество выдающихся позиций диапазоном от трех до шести (иными словами, темы интеллектуальных разногласий разделяют ключевые сети именно на такое количество признанных позиций, или фракций, см.: [Коллинз 2002]). Общая теория пространств внимания еще практически не разработана. Сравнение пространств интеллектуального внимания и пространств внимания разгульных драк ясно демонстрирует, что значительное отличие между ними заключается именно в той форме, которую принимает закон малых чисел: среди интеллектуалов той или иной специализации возникает от трех до шести фракций, тогда как в зоне поединка возникает всего одна драка (то есть две фракции). Более подробно мы обратимся к этой аналогии в главе 11, а пока достаточно подчеркнуть, что структура поля ограничивает объем эмоциональной энергии, которую ощущают находящиеся в нем люди. Самому поединку идет на пользу (если это уместная формулировка) ограниченный, но при этом сконцентрированный фокус внимания публики – однако тот же фокус лишает энергии другие возможные поединки.

Кроме того, все это происходит независимо от того, насколько пьяны присутствующие. Исходя из абстрактных допущений, можно было бы ожидать, что если алкоголь повышает вероятность насилия, то скопление большого количества пьяных в каком-то одном месте приведет к множеству драк, происходящих одновременно или друг за другом. Однако в реальной жизни мы практически не сталкиваемся с такими сражениями всех против всех, с побоищем в классическом представлении, о чем уже говорилось в главе 1. Во втором томе этой книги будет выдвинут следующий тезис: принцип «один поединок за один раз» является типичным в рамках большинства масштабов насилия вплоть до войн, и это ограничивает возможности его возникновения. Сильное опьянение не меняет закон малых чисел: в самом деле, если пьяные чрезвычайно восприимчивы к простым эмоциональным состояниям, то следует ожидать, что они будут особенно сильно соответствовать указанной закономерности[34].

Именно здесь обнаруживается ключ к объяснению того парадокса, что опьянение редко приводит к насилию. Это происходит даже там, где наиболее силен культ возбуждения от нарушения норм в насильственной форме. Даже целенаправленные усилия, направленные на то, чтобы превратить места разгула в потенциальные арены поединков (сигналы, посылаемые при помощи особенностей поведения, вспыльчивость по отношению к малейшей непочтительности, культ обильной выпивки, нарративная культура разговоров о драках), и близко не приводят к тому, что драки возникают столь же часто, как можно было бы предположить, ориентируясь на культурный фасад. Культура разгула, включая ее версию с употреблением алкоголя, в большей степени занимается инсценировкой атмосферы возбуждающего насилия, нежели самим насилием. А когда насилие действительно происходит, одной драки в одной точке оказывается достаточно для того, чтобы драматизм ситуации доставил удовольствие.

Поединки как «движуха» и веселье

Из предыдущего изложения мы убедились, что публика иногда считает драки весельем, – а в каких случаях то же самое можно сказать об их непосредственных участниках? К таким ситуациям относятся далеко не все случаи в местах, где происходит разгул; представляется, что мотивом для многих драк в большей степени выступает недостаток веселья, разочарование или исключение.

Необычное этнографическое исследование, дающее возможность взглянуть изнутри на группы, которые действительно нацелены на то, чтобы устраивать драки, выполнил Кертис Джексон-Джейкобс [Jackson-Jacobs 2003; Jackson-Jacobs, Garot 2003]. Его объектом стала сплоченная группа из примерно 85 молодых людей (а также нескольких женщин) в старшем подростковом возрасте и старше двадцати лет, которые по выходным посещали вечеринки и бары в одном из крупных городов Аризоны. Многие из них были выходцами из пригородов, принадлежавшими к высшему среднему классу, некоторые получили образование в университетах и профессиональных школах, хотя многие бросили учебу или имели нестабильную образовательную траекторию. Участники этой группы в целом сторонились респектабельности среднего класса и стыдились своего происхождения из состоятельных белых слоев, которое они считали «некозырным и некрутым»; опыт, полученный в нереспектабельном мире тюрем, реабилитационных центров и бюро трудоустройства, наделял их чувством гордости – это было нечто вроде социального восхождения наоборот. Они предпочитали жить в бедных этнических кварталах, избегая обычных студенческих мест. Именно эти дома – маленькие одноэтажные жилища с неухоженными дворами, обнесенными сетчатыми заборами, – и становятся для них местом проведения вечеринок по выходным и поиска возможности подраться.

Эти вечеринки относительно анонимны, поскольку большинство людей приходят туда, узнав о мероприятии через несколько звеньев сетевых связей через знакомых; в кульминационные моменты на них присутствует от тридцати до ста и более человек, и группа, нацеленная на то, чтобы подраться, использовала эту обстановку, чтобы спровоцировать поединок:

Знаете, бывает, что иногда в баре сталкиваешься с кем-то типа сильно, но пытаешься сделать вид, чтобы было непонятно, хотел ты его пнуть или просто пытался пройти мимо. Я так и поступил с этим чуваком. А через пару шагов я обернулся, а он оглянулся на меня. Тогда я улыбнулся ему так, чтобы он понял намек «давай выйдем». Но он так и не вышел [Jackson-Jacobs, Garot 2003].

Другими способами разжигания ситуации выступали пристальное разглядывание, неприязненные шутки и провоцирование ссор. Драки могли происходить один на один, но чаще в них вступали целые группы. Необычный момент заключался в том, что отдельные участники этой группы, стремившейся к драке, искали более массивных противников или провоцировали драку с более крупной группой. В одном из эпизодов мужчина с двумя спутниками устроили драку с группой из двенадцати человек, которые набросились на него и на его друзей, присоединившихся к нему в дальнейшем. Участники этой группы дрались не ради победы, а ради самого поединка; почетное поражение становилось поводом для серьезной похвальбы. Они искали противников, соответствовавших категориям, которые внушали им страх и производили на них впечатление: «крупные чуваки», «черные парни», «гангстеры», «байкеры», «скинхеды» и «спортсмены» [Jackson-Jacobs 2003].