Королевство Кипр и итальянские морские республики в XIII–XV веках - Светлана Владимировна Близнюк

Торонского, Конрада Монферратского и Генриха Шампанского, и, соединяя претензии брата-консорта с кровью Арденн-Анжуйской династии, становится королем Иерусалима Амори II[123]. Средневековые авторы высоко оценивают личные качества Амори как монарха и подчеркивают, что он был первым из Лузиньянов, кто стал монархом двух королевств, Кипрского и Иерусалимского, которыми он управлял с большим искусством и совершенством до самой смерти. Следует отметить, что оба королевства никогда не объединялись в одно (вся придворная иерархия эпохи Лузиньянов оставалась дуалистической), и Амори являлся королем для каждого из них по отдельности. Обладание Амори двумя коронами позволило впоследствии его потомкам — кипрским королям — претендовать на титул королей Иерусалима.

На время правления этого ловкого, хитрого и опытнейшего политика пришелся Четвертый крестовый поход (1202–1204). Положение латинян на Востоке при этом было весьма нестабильным. Сам Амори планировал новую экспедицию против султана Египта, поэтому он с нетерпением ждал помощи с Запада и надеялся вернуть себе утерянные земли в Палестине[124]. Казалось бы, у короля Кипра и Иерусалима не было права игнорировать новый крестовый поход европейцев. И тем не менее, это случилось: он отказался принимать участие в Четвертом крестовом походе, поняв, что латиняне Константинополя бесполезны для крестоносцев Сирии и Кипра, ибо завоевание Константинополя означало окончание крестового похода. Более того, образование Латинской империи и других крестоносных государств на территории Византии оказалось губительным для Востока. Латинский Константинополь разделил силы крестоносцев, поглощал материальные и людские ресурсы, ранее предназначавшиеся только для защиты Святой Земли. На Кипр подались беженцы из Константинополя, с Балкан и Пелопоннеса. Единовременный приток большого числа мигрантов создавал серьезную нагрузку для социальных отношений и экономики только что созданного маленького государства. В обратном направлении — из Святой Земли в Константинополь — начался, по словам Эрнуля, "великий исход". Около сотни рыцарей (среди которых Гуго и Рауль де Сент-Омер Тивериадские, Тьери де Термонд), многие туркополы[125], сержанты, а также горожане и даже клирики покинули латинский Восток. Это означало ослабление военной мощи латинян Востока[126]. Однако королю Амори все же удалось частично вернуть утраченные земли, но не благодаря помощи с Запада, а потому что у султана Египта сдали нервы. Аль-Адиль, не дожидаясь подхода к Амори подкрепления из Европы, решил с ним "договориться" и в знак примирения в сентябре 1204 г. вернул ему Яффу, Рамлу и Лидду.

В начале XIII в. Лузиньяны чуть было не потеряли свой кипрский трон, который вполне мог оказаться в руках рода Ибелинов, поднявшегося на латинском Востоке в результате крестовых походов и ставшего одной из знатнейших латинских фамилий Востока. В XII — первой четверти XIII вв. Ибелины играли куда более важную и заметную роль в политических делах на Востоке, чем Лузиньяны. В 1205 г. Амори Лузиньяну наследовал его сын от первого брака с Эшив Ибелин Гуго I (1205–1218). В 1217 г. начался Пятый крестовый поход (1217–1229), в котором Кипр должен был принять участие. Остров не стал местом сбора крестоносцев, как это изначально планировалась. Правда, в октябре 1217 г. Гуго I присоединился к австрийским и венгерским крестоносцам в районе Акры и совершил вместе с ними ряд рейдов против мусульман[127]. Однако вскоре, 10 января 1218 г., Гуго I неожиданно умирает в Тортозе[128]. Кипрский трон унаследовал его сын Генрих.

Именно во время правления Генриха I (1218–1253) разворачиваются все события Пятого крестового похода (1217–1229), включая экспедицию на Восток германского императора Фридриха II Гогенштауфена (1228–1229). Ему же довелось быть свидетелем и начала Первого крестового похода Людовика IX Святого (1248–1254). Генрих I вступил на престол, будучи еще младенцем, и поэтому не мог принять участие в военных акциях крестоносцев немедленно. Регентшей при нем стала его мать Алиса, которая передала реальную власть в руки своих близких родственников Филиппа и Жана Ибелинов[129]. Они берут на себя управление всеми кипрскими делами в первой трети XIII в. Они же станут проводниками весьма своеобразной крестоносной политики Кипрского королевства, направленной на защиту собственных интересов, а не на достижение традиционной цели любого крестового похода — отвоевание Святой Земли. Европейские крестоносцы, продемонстрировавшие свои амбиции и претензии на верховную власть на латинском Востоке, воспринимались местной элитой скорее незваными завоевателями, чем освободителями. Впервые в истории крестоносного движения столь четко разделились силы латинян на крестоносцев Востока и крестоносцев Запада. Последним четко дали понять, что отныне они необходимы латинскому Востоку исключительно как помощники, воины, защищающие единоверцев и отстаивающие интересы местных элит, но не как претенденты на самостоятельную политическую роль в королевствах Иерусалима и Кипра. Европейцам наглядно продемонстрировали, что на Востоке сложилась своя политическая элита, своя знать со своими властными институтами, уступать которые она не намерена никому. Именно Жан Ибелин возглавил борьбу иерусалимских баронов с германским императором Фридрихом II Гогенштауфеном, и Кипр был втянут в эту войну на стороне Ибелинов. Именно Жан Ибелин одержал блестящую победу над сторонниками Фридриха[130] в июле 1232 г. в битве при Агирде (Агриди) на севере Кипра. Жана Ибелина в этой войне поддержала Генуя, за что получила крупные торговые привилегии и на Кипре и в его собственных владениях в Бейруте. Тогда Жана Ибелина называли не только сеньором Бейрута и Кесарии, коим он действительно являлся, но даже королем[131].

Нетрудно понять, сколько сил нужно было приложить Генриху I, чтобы стать королем на деле. Он был венчан кипрской короной в 1225 г. по достижении совершеннолетия. В 1232 г. он начинает постепенно самоутверждаться на кипрском троне. Но лишь после смерти матери в 1247 г. Генрих смог реализовать свои амбиции, провозгласив себя "Господином Иерусалима" ("Dominus Hierosolymitanus"), однако, заметим, — не королем. Последний титул он передаст своему сыну и наследнику Гуго II. Между тем, Лузиньянам не удалось удержать иерусалимскую корону, которая оказалась в руках все того же Фридриха II Гогенштауфена. В 1226 г. он женился на дочери и наследнице иерусалимского короля Жана де Бриенна Изабелле де Бриенн и получил, таким образом, от нее корону. В 1210 г. Жан де Бриенн в свою очередь получил корону от жены Марии-Иоланты Монферратской, наследовавшей иерусалимский престол после смерти Амори II как старшая дочь королевы Изабеллы. Таким образом, с 1206 г. иерусалимский трон не принадлежал Лузиньянам, а в 1226–1268 г. находился в руках Гогенштауфенов. Последние никогда не жили на Востоке и практически не занимались его проблемами. Лишь Фридрих II, отлученный 29 сентября 1227 г. от церкви, но унаследовавший от своих предшественников идею включения латинского Востока в состав империи и мечтавший о единстве христианского мира, ненадолго появится здесь во время своего крестового похода 1228–1229 г. и будет встречен, не