Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

Шотландии, рассматривали его как незначительное по масштабу движение, основу которого составила маленькая группа образованных писателей, отделявших себя от остального шотландского общества и, наоборот, ассоциировавших собственные идеи с более широким европейским интеллектуальным контекстом. В частности для итальянца Франко Вентури шотландские просветители составили основу «интеллигенции» в том смысле, в котором этот термин употреблялся в XIX в[780].

Истоки шотландского Просвещения лежат глубоко в истории региона, на протяжении XVIII столетия пережившего беспрецедентный рывок в развитии, и само движение опиралось на поддержку основных шотландских институтов, часть из которых имела многовековую историю, тогда как другие возникли совсем недавно. За одним примечательным исключением, все представители шотландского Просвещения сделали успешную карьеру в одном или более из трех основных институтов общественной жизни Шотландии – в университетах, в церкви или в юриспруденции. С точки зрения Шотландии XVIII в., они принадлежали к успешному слою профессионалов, обладая стабильным и довольно высоким социальным статусом. Хотя церковь и университеты имеют долгую историю, пережив в XVII в. один из драматических периодов своего развития, именно на их почве в 1730-е гг. появились первые ростки шотландского Просвещения, расцветшие с 1750-х по 1780-е гг. К 1820-м же годам движение находилось на спаде и не пережило третью декаду столетия. Таким образом, в широком смысле мы может ограничивать шотландское Просвещение временем с 1730-х по 1830 гг., однако помнить, что наиболее плодотворно оно было всего лишь на протяжении трех-четырех десятилетий 1750- 1780-х гг.

Важно иметь в виду и довольно узкие географические рамки этого феномена, который в Шотландии являлся явлением исключительно городским, привлекая сторонников на западе Шотландии, в Глазго и в Эдинбурге, значительно затронув также Абердин с его университетом. Причины этого коренятся в самой природе развития Шотландии, которая на протяжении середины – второй половины XVIII в. совершила невиданный рывок, затронувший, главным образом, городскую жизнь. Университеты и юристы, которые были основным социальным источником Просвещения, также являлись феноменом городским и привлекали наиболее образованных людей эпохи.

Другой особенностью шотландского интеллектуального контекста, в котором происходило распространение просветительских идей, был высокий уровень образованности в Шотландии, что ставило нацию в числе первых по уровню грамотности в Европе. Еще в 1560 г. Джон Нокс в «Первой книге дисциплины» призвал к формированию национальной системы образования в Шотландии, и, хотя это не имело никаких институциональных последствий в XVI в., целый ряд парламентских актов следующего столетия вылился в становление основ шотландской образованности. Акт 1616 г., дополненный в 1633 г., не только привел к созданию нескольких десятков приходских школ в равнинной Шотландии, но, очевидно, хотя и не в такой значительной степени, сказался на образовательной ситуации в Хайленде[781]. Пришедшая на смену епископальному правительству власть, в образовательном вопросе следовавшая политике своих предшественников, также приняла целый ряд действий (акты 1646 и 1661 гг.), но закон 1633 г. реализовывался наиболее последовательно. В результате уже к середине XVII в. в каждом шотландском приходе появилась школа с постоянным учителем. И хотя по большей части это было крайне примитивное образование, включавшее лишь обучение чтению и письму, его бесплатный характер открывал возможности грамотности для многих молодых людей.

Хотя современные историки спорят и по вопросу о практической реализации образовательных актов, и по проблеме, связанной с вовлеченностью в этот процесс горных регионов Шотландии, несомненным остается одно – уровень грамотности в Шотландии был к концу XVIII в. выше, чем в других европейских странах. Английский наблюдатель с удивлением отмечал, что, несмотря на бедность, жители Шотландии в основном все обучены читать. По некоторым подсчетам, уровень образованности среди мужского населения Шотландии в 1720 г. равнялся 55 %, а в 1750 г. достигал уже 75 %, по сравнению с 53 % в Англии[782], а в 1790 г. каждый ребенок в возрасте около восьми лет в Клейше, в Кинроссшире, мог читать, и читал хорошо. На протяжении XIX в. эта тенденция была продолжена. Так, в 1855 г. в Шотландии могли расписываться 89 % мужчин и 77 % женщин; в Англии эти цифры выглядели соответственно 70 % и 59 %. А если из этих подсчетов исключить гэллоговорящий север Шотландии, то процент будет еще выше. Интересно и то, что некоторые женщины в Шотландии в XIX в. могли написать свое имя на шотландском, английском и валлийском языках[783]. И только к 1880 г. англичане по уровню грамотности догнали своих северных соседей.

Все это означало, что в Шотландии сформировалась достаточно широкая аудитория не только для восприятия Библии, что лежало в основе идей Нокса, впервые призвавшего к распространению образованности, но и другой литературы. В то время как религиозная цензура шла на спад на протяжении XVIII в., одновременно повышался и уровень образованности. В результате шотландские интеллектуалы писали свои произведения не только в расчете на своих коллег по клубам и обществам, но и для более широкой публики, в распоряжении которой находились библиотеки, которыми к 1750 г. обзавелся каждый город.

Обыденное представление о европейском Просвещении рисует его в качестве аристократической салонной культуры, воспевающей разум и смех, разоблачающей автократию и феодальные порядки. Вольтер, посещающий Фридриха Великого, Дидро, издающий «Энциклопедию» и путешествующий ко двору Екатерины Великой, Жан-Жак Руссо, чьи воззрения стали идейной основой Французской революции, – как правило, наиболее яркие имена и события века Просвещения ассоциируются с Францией. Вероятно, это не совсем справедливо, поскольку шотландское Просвещение, хотя и было менее изящным, но представляло собой более определенный и оригинальный комплекс идей и, что, возможно, еще более важно, оказало большее влияние на современников. Среди впечатляющего перечня наиболее известных произведений шотландских просветителей две темы занимают особое место – это исторические представления и рассуждения о человеческой природе. При этом шотландцы были первыми, кто объединил эти проблемы, представив человека в качестве продукта исторического развития, в котором черты, присущие людям, постоянно развивались и эволюционировали, вслед за динамикой самого общества. Полагая человека в качестве продукта окружающей среды, шотландцы тем самым объясняли и мир, и изменения, в нем происходившие.

Сам социокультурный контекст, в котором формировались идеи шотландского Просвещения, делал его особенным явлением. Эдинбург, являвшийся центром новой интеллектуальной культуры, отличался как от шотландского Глазго, более практичного и коммерчески ориентированного, так и от Лондона или Парижа, также ставших центрами просветительского движения, но более связанных с салонной аристократической культурой. В отличие от других европейских столиц, в большей или меньшей степени затронутых просветительским влиянием, культурная жизнь Эдинбурга не определялась салонами, власть имущими покровителями или государственными институтами. В гораздо большей степени она зависела от самодостаточного круга интеллектуалов, в процессе личного общения определявших просветительский дискурс и называвших себя «литераторами». К середине XVIII в. их объединения были достаточно демократическими кружками и представляли собой общества, в которых положение и авторитет определялись, скорее, интеллектуальными способностями,