Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

Эфкен Карадуман играл на рояле.

Его черные волосы переливались в лунном свете, словно осколки лучей, упавших в темное море. От каждого удара по клавише его мускулы вздрагивали. Прислонившись плечом к дверному косяку, я почувствовала, как силы покидают мое тело. Внезапно эта мелодия, пронзающая сердце болью, наполнила меня печалью. Хотя я сомневалась, что когда-либо слышала ее, в моей душе будто всколыхнулись тягостные воспоминания, похороненные давным-давно. Ощущение дежавю оказалось настолько сильным, что если бы я не прислонилась к двери, то упала бы на колени и разрыдалась.

Эфкен не остановился; он продолжал сжигать меня своей мелодией.

Огонь внутри меня разгорелся так, что мог бы сжечь весь лес, даже покрытый снегом.

Внезапно в моем сознании возникли образы. Я видела, как снег становится красным, словно пламя, кипящее в адских котлах. Видела, как желто-красные отблески сияют в снежинках цвета крови, притягивая взгляд. Моя кожа пылала так, будто я в самом деле была в центре пожара.

Я парила внутри, словно призрак из прошлого.

Эфкен, должно быть, почувствовал мое присутствие, но играть не перестал – продолжал накладывать мелодию на мои воспоминания. Я остановилась позади него и стала разглядывать его татуированные пальцы, скользящие по черным и белым клавишам. Нас разделяло всего два или три шага, а может, и того меньше, но его аромат заполнял мои легкие холодом. В то же время я чувствовала исходящий от его кожи жар. Зажав рукава свитера в пальцах, я сделала еще один шаг вперед, и Эфкен инстинктивно подвинулся, освобождая мне место на банкетке. Хотя мы не разговаривали, наши тела словно были синхронизированы друг с другом. Я заняла освободившееся место, поочередно вытягивая ноги вперед, и прижалась щекой к его голой горячей спине. Я медленно закрыла глаза, чувствуя, как при каждом движении по клавишам сокращаются его мышцы.

Находиться к нему так близко было странно, но неизбежно. Я только прильнула к нему, и мне уже не хотелось отстраняться. Я не могла удержаться, а он меня отпускать. В моей душе будто хранился роман со всеми моими воспоминаниями, и вот теперь одна из страниц вспыхнула, в мгновение ока уничтожив в огне роман целиком. Когда я сильнее прижалась щекой к его горячей спине и зажмурилась, накопившиеся в моих глазах эмоции начали превращаться в слезы. Его спина казалась мне глубоким темным колодцем, могилой, даже пропастью, в которой гаснут самые искренние огни.

Мелодия еще долго поддерживала огонь в моем сознании. Огонь разрастался и у меня в душе. Страницы романа пылали, а пламя, касаясь моих мыслей, становилось все более яростным и смертоносным, разгораясь и разрастаясь. Огню предались даже катушки кинопленки, хранившие образы старых воспоминаний, до которых я больше не могла добраться. Все эмоции нарастали во мне с огромной скоростью, и я, тяжело дыша, ждала, когда это странное чувство исчезнет.

– Я не знаю, что с тобой делать, – прошептал Эфкен, когда мелодия замерла на кончиках его пальцев. – Пока ты со мной, я не знаю, что меня ждет.

Его слова вонзились в меня острыми осколками. Как будто слова вырвались из него и разбились вдребезги, а я попыталась голыми руками собрать их воедино, проливая кровь. Но то, что разбилось, уже никогда не станет прежним, и острый осколок первым порежет тебя, если ты захочешь склеить фрагменты.

– Тебя беспокоит мое присутствие? – спросила я, и, когда мой хриплый голос рассеялся в тишине, Эфкен коснулся другой клавиши на рояле. Звук проник глубоко в мое сердце, скрывая мои чувства.

– Нет, – ответил Эфкен, и я знала, что он говорит правду. – Но ты меня беспокоишь. Твоя власть надо мной беспокоит меня. Я могу предположить, какой шаг ты предпримешь, но даже мысли об этом меня беспокоят. Возможность этого меня беспокоит.

– Мне жаль, – сказала я и нахмурилась, почувствовав вкус крови на языке. Как будто каждое предложение, которое я не произнесла, резало меня изнутри, заставляя истекать кровью.

Когда Эфкен нажал следующую клавишу, звук внезапно превратился в мелодию столкновения двух голосов. Движение его пальцев завораживало, мне казалось, что он играет не на инструменте, а на моем теле. Когда он медленно коснулся клавиш, словно прикасаясь ко мне, я сравнила звуки, доносящиеся из глубин рояля, с ударами моего сердца.

– Знаю, что тебе нелегко, но и мне тоже непросто. – Его слова застали меня врасплох. Его голос пронесся в моем сознании, словно призрак за мелодией. Он снова начал перебирать пальцами клавиши, и из-под них полилась знакомая мелодия. «Лунная соната», – тихо подумала я. Но откуда он знает это произведение? Вопросы лезли в голову, как проснувшееся после долгой спячки чудовище. – Я причиняю боль всем, кто меня окружает, включая самого себя.

– Но ты также пытаешься их защитить.

Мелодия не умолкала.

– Да, – ответил он. – Поэтому они и страдают. В первую очередь мои враги причиняют боль не мне, а близким людям, которых я защищаю. – Я знала, что у него есть враги, но не знала, по какой причине ему приходится иметь дело с такими людьми. Тем не менее у мужчины вроде него просто обязаны быть недоброжелатели. Он излучал темную ауру. – Может быть, если ты останешься рядом со мной, то у тебя на спине появится большая мишень. Ни одна женщина еще не задерживалась так долго с Эфкеном Карадуманом. Если они узнают о тебе, то решат, что нашли еще одно мое слабое место.

Я глубоко вздохнула.

– Ты же просто пытаешься мне помочь.

– Нет, – ответил он, и я замерла, все еще прижимаясь щекой к его спине. Мелодия все еще лилась у него из-под пальцев. В этот момент Эфкен напоминал Бога, создающего музыку, которая возрождала в моей душе давно забытые воспоминания. – Я эгоист, Медуза, – сурово сказал он. – Я держу тебя рядом только потому, что хочу, чтобы ты была со мной, а не потому, что хочу помочь тебе.

– Но ты поможешь мне, – прошептала я, чувствуя, как разрывается сердце.

– Чертовски верно, помогу. – Я услышала, как он сглотнул, и его голос снова стал разрушительным. – Но если бы это зависело от меня, если бы я мог все сделать по-своему, я бы никогда не стал помогать тебе.

Его слова напоминали увядшую розу; раньше она была насыщенно-красной и сочной, но потом, почувствовав вкус смерти, стала чернеть и засыхать… Как будто после его слов эта роза увяла, а ее листья сгнили и осыпались на землю. Мелодия все еще продолжала звучать, когда я медленно открыла глаза и тяжело сглотнула,