Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

деятелей. Из этого можно сделать вывод, что эта республика не была достаточно прочной и оказалась неспособной вполне осознать значимость своей миссии и своего права. Это произошло оттого, что в Германии с давних времен гораздо сильнее укоренялось варварство, чем культура. «Варварство» — это воспитание бездушно-бесчеловечного тупоумия, опустошенность, низменные побуждения. Чем гордились немцы и что они считали характерно «немецким», тем, что отличало их от мира и в особенности от Европы? Организованность, техническую пунктуальность, пренебрежение индивидуальностью и ее моральным содержанием, которое должно было быть компенсировано совершенством показной стороны жизни. Однако это им не удалось. Немцы хотели «омолодиться», механизируя свою жизнь, они беспрестанно твердили о старых, усталых нациях, сравнивали себя с Америкой, развитие которой шло между тем по совершенно иному пути. Америка имела свой моральный кодекс — библию — и жила в атмосфере веры в человеческое счастье. Германия же, напротив, — особенно со дня основания Третьей империи, — предавалась все возраставшему пессимизму, для которого и в самом деле имелись большие основания. Народ, упивающийся и восхищающийся «технизацией», организованностью и подчиняющий все остальное этим факторам, — такой народ не создает ничего хорошего. Другие народы не разделяют этого восхищения, и немцы начинают видеть в них врагов. Все это приводит к печальной развязке.

Немцы не извлекли урока из своего поражения. Они считали его результатом недостаточной механизации. Для того чтобы впоследствии покорить мир, они должны были создать государство, творящее бессмысленное насилие, а самим превратиться в беспрекословно подчиняющуюся чернь, — что они и сделали. Никогда не следует забывать непреложную истину: Гитлер — это продукт давно начавшегося умерщвления души Германии; часть немцев еще задолго до Гитлера стремилась к стадности, абсолютной безответственности, к обезличиванию индивидуальности, — и Гитлер осуществил эти стремления. Еще до Гитлера Германия ненавидела интеллектуальность; истоки этой ненависти нужно искать в далеком прошлом, — это зачинатель гимнастики Ян{221}, бархатные куртки со шнурами, которые носили первые германоманы, — представители определенного класса. Этим классом было среднее сословие, последним воплощением которого являются современные национал-социалисты. Пусть они не воображают, что представляют собой нечто новое. От их ненависти к возвышенному образу мыслей и к народной свободе уже давно несло подозрительным душком; теперь от них просто разит зловонием. Такая сильная и единообразная прослойка, как немецкое среднее сословие, должна была когда-нибудь завладеть командными высотами и показать, на что она способна. В результате — диктатура насилия и хитрости, разъединение народа под видом мнимого объединения, натравливание одной его части на другую, и — самое главное — насильственный разрыв культуры двух основных звеньев — интеллигенции и пролетариата, уже ранее договорившихся между собой через голову среднего сословия. Оба эти звена отданы теперь на растерзание жалкому подобию человека, выродку с неполноценным мозгом, который всегда равно ненавидел как интеллигентов, так и рабочих, и теперь осуществляет террор.

Их господство не может быть длительным. Нельзя долго держаться на вершине власти одним только террором, без знания людей, без глубокого изучения социальных проблем. Поэтому, несмотря на то, что меньшинству, проявившему настойчивость, удалось захватить власть, — это надо рассматривать как временное явление; весь ход исторического развития человечества подтверждает неизбежность победы большинства народа. Это большинство в Германии представлено рабочим классом. Сила и мощь объединенной массы трудящихся будут зависеть от подготовленности и целеустремленности отдельных единиц, эту массу составляющих. Можно захватить власть при помощи оголтелого фанатизма, как это, к сожалению, и случилось. Но остаться у власти и умело отправлять функции государственных деятелей смогут только образованные и морально устойчивые люди. Следует поразмыслить над тем, можно ли ограничиться одной экономической доктриной; и будут ли люди удовлетворены, если даже эта доктрина будет претворена в жизнь? Сто лет целесообразно организованной экономики, вероятно, сделали бы людей разумнее; спрашивается, могли ли неподготовленные люди разумно организовать экономику и поддерживать ее в таком состоянии? Убедительный ответ дает общественная формация, павшая в 1933 году вследствие своей неподготовленности. Не помогло ей и создание так называемой надклассовой общности, потому что националистическая психология оказалась сильнее доброй воли и благоразумия отдельных лиц. Поскольку государство стремилось исключительно к показному, каждая попытка придать ему внутреннее содержание была обречена на неудачу. Какую роль может играть культурность отдельной личности, если весь народ в целом предается насилию и лукавству? Для того чтобы в Германии стало возможным создать истинно народное государство, ей необходимо невероятно-невероятно многому научиться. Но учиться не значит размышлять над туманными понятиями, а заново глубоко и серьезно изучать все необходимое, начиная с азов: школьную хрестоматию, которая, наконец, будет содержать правду, настоящую историю, вместо нацистской фальсификации; новую, но по существу очень древнюю мораль, применимую ко всему, что связано с личностью человека, гуманизм в социалистическом понимании. Последующая общественная формация должна быть социалистической; социализму придется заняться основной проблемой гуманизма — проблемой свободы.

В чем упрекают немцев и что в них отталкивает? Главным образом их невежественность, твердолобость, отсутствие элементарных человеческих побуждений, кроме самых низменных — трусость и алчность. Оснащенные всеми этими «качествами», жалкие фигуры, представляющие нацистскую Германию, выступают перед цивилизованным миром. Какой-нибудь негодяй, любимец фюрера, показывает в Париже свое остроносое лицо и надеется, что его не узнают. Но весь цивилизованный мир знает эту компанию и ясно видит ее неуклюжую хитрость, ограниченность ее психологии, нелепое и лицемерное повторение одних и тех же приемов: за военными угрозами следуют заверения в мире — и те и другие дутые. Немцы никогда не узнают, как заврались за границей представители их государства. Зато в других странах хорошо известно, как лгут Германии, как натравливают ее на другие народы и как ее дурачат. Германия, вероятно, считает себя интересной и непонятной страной. Однако она больше ни в ком не вызывает интереса, все знают ее вдоль и поперек, но, к сожалению, должны считаться с тем, что шестьдесят пять миллионов становятся реальной военной опасностью. Эта угроза будет существовать до тех пор, пока немцы будут предаваться мании величия, вместо того чтобы стать простыми и честными. Эти два слова выражают все то, чему Германия обязана научиться. Будь простой, отрешись от своей мании, запомни, что не ты самая главная и самая великая страна в мире и тебя никто не преследует. Это болезнь: нормальное состояние народа не должно быть таким. И будь честной! Говори «мир» тогда, когда ты действительно думаешь о мире, не обманывай ни своих партнеров, ни себя самое, не делай вида, будто знаешь больше и владеешь большим, чем на самом деле. Сперва ты везде и всюду доказывала, что коммунистическое государство — тюрьма, а потом сама создала такое государство, которое было