Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

Один из них хотел стать актером. «Но при этом общественном строе я до сих пор ничего не мог добиться». Техник-строитель жалуется на безработицу. Эти бедные юноши слыхали о том, что есть в мире страна, где безработных нет. «Почему в СССР исполняется всякая мечта молодежи? Почему человек с больным сердцем (отец этого юноши) в СССР имеет возможность лечиться в санатории, а не хиреть в полутемной клетушке?»

Все эти молодые люди знали до сих пор только одно: увольнение отца или большое сокращение его заработка. Сами они либо потеряли работу, либо никогда ее не имели; в последнем случае они не имеют права и на пособие. Униженное, бесправное состояние и бесплодные мечтания создают настроения отчаяния и бессилия. И вдруг они узнают о существовании иной жизни.

Там, в СССР, юноша говорит: «Я хочу стать дипломатом и бороться за мир». Он уверен, что ему помогут осуществить его желание. «Я буду изобретателем», — и никто не мешает молодому человеку пойти по этому пути. «Предо мной открыт путь к счастью», — так говорит молодое поколение, живущее в стране, действительно существующей на карте земного шара. Как мучительна судьба детей других стран, где широко открыт путь только к несчастью! Знают ли в СССР, сколько глаз смотрят, сколько сердец возлагают надежду на его великий пример и какую огромную ответственность берет на себя всякий, кто хочет этот пример показать!

Советский Союз может очень много сделать для новых поколений мира, в особенности в Европе: он может ободрить их и заставить искать счастья. Противники Гитлера в Германии одушевлены волей к счастью, они ненавидят страшное бедствие, именуемое фашизмом и связанное с именем Гитлера. Социалисты, католики и все другие участники Народного фронта объединены волей к счастью.

Я верю, что прекрасная молодежь Советского Союза поймет и оценит героическую борьбу возникающего в Германии антифашистского Народного фронта.

ПУТЬ НЕМЕЦКИХ РАБОЧИХ

ОТ ЗАКОННОСТИ

Как же они при создавшихся обстоятельствах использовали эту власть? Только без всяких переворотов! К концу войны промышленность дошла до такого упадка, что, по мнению социал-демократов, ее никак нельзя было социализировать. Наоборот, они считали своим долгом свалить левых как раз потому, что все эти «спартакисты» и будущие коммунисты действительно начали бы социализацию. Отсюда всем известный разрыв между обеими социалистическими группами. В то время он казался непоправимым и привел неизбежно к падению республики.

Между тем вовсе не жажда власти у социал-демократов сыграла здесь роль, а их мелкобуржуазная трусость и любовь к порядку. При большем стремлении к власти они, разумеется, пошли бы вместе с крайней левой, ибо то, что грозило им справа, было хуже. Благодаря же их политике коалиций они стали приказчиками националистов, — и все это при самом ревностном участии в управлении государством.

На чем же споткнулись эти люди, когда-то исполненные лучших намерений? У них не было сознательного стремления к свободе. Без него человек неизбежно впадет в рабство. С ним же люди становятся способными создавать новый строй. Свободная мысль судит, решает и обуздывает все отжившие, враждебные жизни силы. Идеология свободы и личной ответственности никому бы не позволила сначала безучастно смотреть, как в ужасающей катастрофе гибнет империя, а затем колебаться насчет того, как поступить со случайно подобранною на дороге властью. Впрочем, сейчас не время упрекать отдельных деятелей.

Если бы в 1913 году или еще хотя бы в 1925 кто-нибудь мог сказать немецким рабочим истины вроде: ваше рабство, борьба и страдания вовсе не в прошлом, как вы думаете, — они еще впереди; и если за десять лет власти Бисмарка ваши предшественники получили несколько тысяч лет тюрьмы, то вам самим и вашим детям придется пережить несравненно более тяжкие испытания. За три года капиталистического террора в тюрьмы — в ад, а не в тюрьмы — будут брошены двести двадцать пять тысяч немцев, главным образом ваших братьев по классу; а общая сумма вынесенных им приговоров будет равняться шестистам тысячам годам. Допустим, что все эти пророчества были бы в свое время возвещены, — все равно не было органа, который бы их воспринял. Только тот воспринимает и понимает опасность порабощения, кто хоть когда-нибудь боролся за свободу.

В великих демократиях на запад и на восток от Германии шла борьба, и во имя этой борьбы люди много читали. Как старая Франция, так и старая Россия обладали первоклассною социальной художественной литературой. В Германии она не пошла дальше фрагментов. Литература учит каждого из нас отличать, что достойно человека и что недостойно, а из критического изображения общества вырастает всем понятный моральный долг — его переделать. Социалистический и демократический строй требуют решительно от каждого духовной жизнедеятельности. Только воспитание каждого отдельного человека в сознательного члена свободного общества позволит обществу сохранить свою свободу. Далее, свержение капитала не может быть чисто механическим или чисто насильственным, — блага, приобретенные так, незаслуженны и, следовательно, недолговечны. Нет, социальный подъем является созданием господствующего разума и подлинно переживаемого чувства свободы.

Немедленный разгром единого социалистического фронта объясняет неслыханную политическую бездеятельность, отказ республики от борьбы и самообороны, ее пренебрежение к народному образованию в подлинном смысле этого слова. Республика увеличила число школ и подняла уровень народной школы; но все это аполитично, совершенно не считаясь ни со смыслом республики, ни с ее задачами. Республика основала при Прусской академии искусств отдел литературы; отдел этот попытался выразить свою благодарность республике, он выработал первую республиканскую школьную хрестоматию. Прошло много времени, наступил 1931 год, а дети вместо гимна труду все еще твердили легенды о Гогенцоллернах да прославления так называемой героики.

Когда хрестоматия была уже готова, министерство заявило нам, что не может быть и речи о единой хрестоматии