Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

напоминала недавние упражнения опричной братии в монашеской аскезе. Бывшие опричники скинули черные рясы и кафтаны, а сам Грозный помимо того обзавелся четвертой супругой — Анной Алексеевной Колтовской, происходившей из незнатной дворянской семьи.

Четвертый брак царя был неслыханным скандалом, вопиющим нарушением старорусской морали и церковных правил, согласно которым христианину дозволялось вступать в брак трижды, не более. Столь явное покушение на благочестие вызвало такой сильный ропот в церковных кругах и в народе, что Иван счел за благо заручиться задним числом святительским благословением. Созвав собор, он слезно молил епископов утвердить его новый брак. Иван ссылался на то, что Марфа Собакина была царицей только по имени и после двух недель супружества преставилась девою. «В отчаянии, в горести, — говорил царь, — я хотел посвятить себя житию иноческому, но, видя жалкую младость сыновей и государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак, ибо жить в миру без жены соблазнительно. Ныне, припадая с умилением, молю святителей о разрешении и благословении». Кажется, раскаяние царя было искренним; во всяком случае, оно тронуло святителей до слез; болезнуя виновному, они усердно читали устав Вселенских Соборов, чтобы найти выход из этой запутанной ситуации.

В то время Русская Церковь сиротствовала: вместо умершего митрополита Кирилла собор возглавлял старший среди святителей, Новгородский архиепископ Леонид. Этот владыка, взявший за правило ни в чем не перечить мирской власти, показал себя блестящим софистом, хотя и весьма скверным пастырем. Думая единственно о том, как угодить Ивану, он заставил собор принять довольно странное решение: «ради теплого, умильного покаяния» государева святители приговорили утвердить царский брак с наложением на Ивана епитимьи — не ходить в храм до Пасхи, год стоять в церкви с припадающими, год с верными и вкушать антидор (богослужебный хлеб) только по праздникам; в то же время пригрозили церковным отлучением всем «человецем», которые вздумают последовать примеру царя: «да не дерзнет никто таковая сотворити, четвертому браку сочетатися… аще кто гор достаю дмяся или от неразумия дерзнет таковая сотворити… да будет таковый за дерзость по священным правилам проклят». Древний римлянин сказал бы более лаконично: что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Иван тяжело переживал свой грех. В порыве покаянного настроения он написал «Канон Ангелу грозному воеводе», где иронически поименовал себя Парфением (то есть девственником) Уродивым. Ангел грозный — это Архангел Михаил, предводитель небесных сил и победитель Сатаны, проводящий душу через мытарства. С этого времени мысли о смерти и загробных мучениях не покидают Ивана. В 1572 году он пишет свое первое духовное завещание, которое начинается такими словами: «Се аз, многогрешный и худый раб Божий, Иоанн, пишу сие исповедание своим целым разумом… Душою убо осквернен есмь и телом окалях. Житейских ради подвигов прельстился мира сего мимотекущею красотою, в разбойники впадох мысленные и чувственные, помыслом и делом. Аще и жив, но Богу скаредными своими делами паче мертвеца смраднейший и гнуснейший. Понеже от Адама и до сего дня всех превзошел в беззакониях согрешивших, сего ради всеми ненавидим есмь. Аз разумом растлен бых и скотен умом и проразумеванием: понеже убо самую главу осквернил желанием и мыслью неподобных дел, уста — рассуждением убийства и всякого злого делания, язык — срамословием и сквернословием, и гневом, и яростью, и невоздержанием всякого неподобного дела, выю и перси — гордостью, руки — неподобным осязанием грабления несытного и продерзания и убийства, внутренние же помыслы всякими скверными и неподобными осквернил, объядением и пьянством, ноги — течением быстрейшим ко всякому злу, и сквернодеянием, и убийством, и граблением несытного богатства, и иными неподобными глумлениями». Поучение детям Иван начинает словами Христа: «Се заповедаю вам, да любите друг друга» — но далее дает им ряд советов, «как людей держать и жаловать и как их беречься» (курсив мой. — С. Ц.), выдающих в нем тонкого политика и самого мрачного психолога, из всех истин о человеке тверже всего усвоившего одну, ветхозаветную, что «всяк человек есть ложь». Так говорить мог только человек, испытавший много разочарований, в том числе — ив себе самом. Наступил момент, когда Грозный устрашился собственного своеволия. Пушкин вовсе не для поэтических красот упомянул о его «душе, страдающей и бурной».

Состав «двора» вполне соответствовал усилившейся тяге Ивана к худородным людишкам. Ближайшее окружение царя почти полностью сменилось. Опричная знать уступила место опричному думскому дворянству.

Наивысшей доверенностью Ивана пользовался род Скуратовых-Бельских — Малюта и его племянник Богдан. Близость к царю этих людей, руки которых были обагрены по локоть в боярской крови, вызывало у родовитой знати разлитие желчи. Курбский бранил царя за то, что тот по дьявольскому наущению приблизил «прескверных паразитов и маньяков… прегнусодейных и богомерзких Бельских с товарищи… кромешников или опричников кровоядных». Неудачная женитьба Г розного на Марфе Собакиной ничуть не подорвала могущество Малюты: он продолжал оставаться любимцем царя.

Благодаря покровительству Малюты в фавориты выдвинулся бывший опричник Василий Грязной, которого Иван пожаловал чином думного дворянина. Если бы не всегдашняя готовность растерзать кого угодно по царскому повелению, этот весельчак, балагур и неутомимый собутыльник мог бы сойти за комическую фигуру, этакого опричного Фальстафа. Стоит послушать, как он, оказавшись в 1573 году в крымском плену, описывает сцену своего пленения. Грязной совершенно серьезно уверяет царя, что один сцепился с 250 татарами, и, когда они повалили его наземь, он «над собой укусил» несколько человек «до смерти», а двадцать два «ранил»; да и в плену он оказался малый не промах — «государевых собак изменников… всех перекусал же, все вдруг перепропали, одна собака остался — Кудеяр, и тот, по моим грехам, маленько свернулся…». В награду за эти подвиги зубастый герой умолял царя выменять его на Дивей-мурзу. В ответном письме Грозный приказал ему «не дуровать» и не равнять себя со знатными людьми и насмешливо добавил: «Али ты чаял, что таково ж в Крыму, как у меня стоячи за кушаньем шутити?» Однако в 1577 году Иван все же выкупил своего Васюка за 2000 рублей — достойной замены за столом ему, видно, не нашлось.

Особое место в «дворовой» думе занял Афанасий Нагой. Он не был опричником и с 1563-го по 1573 год находился в Крыму на должности царского посла. Татарский поход на Москву не навлек на него опалы; напротив, именно в 1571 году земский дворянин Нагой стал получать жалованье «из опричнины» — единственный случай подобного рода. Причиной царской милости было то, что Нагой предоставил Грозному какие-то доказательства сношений князя Мстиславского с ханом. В 1573 году, после возвращения в Москву, он занял место в думе. Однако его звездный час наступил много позже, когда ему удалось сосватать царю свою племянницу, Марию Нагую.

Среди ближних людей царя