Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

считать разве только некоторые отдельные явления, как, например, волшебство, 5, 20. Колдовство у галатов, как кажется, действительно представляло опасность для тамошнего христианства: еще в 312 г. синод в Анкире вынужден был выпустить особые наставления против творимого там именно христианами волшебства. Быть может, Павел, упоминая о пиршествах, также имеет в виду специфически-галатский обычай, 5, 21. Фригийцы издревле были рабским народом и пользовались дурной славой из-за своего злого языка: поэтому Павел, вероятно, имел основание предостерегать именно колоссян против злоречия и сквернословия, 3, 8, рекомендуя им: «слово ваше да будет всегда с благодатью приправлено солью», 4, 6, и запрещать рабам в Колоссах «служить только в глазах господам, а господам — жестокость по отношению к рабам», 3, 22 сл. В общем, мы из всех этих указаний можем сделать заключение только о том, в каком именно направлении должны были бы действовать силы христианства в общинах при нормальном развитии.

Нормальное развитие, однако, большая редкость. История не руководствуется нашими логическими шаблонами. Она слишком богата, она развивает слишком много различных сил для того, чтобы нам возможно было предугадать то течение, которое должно принять то или другое развитие; даже тогда, когда такое развитие представляется нам уже законченным, мы редко бываем в состоянии его понять. Данный случай не представляет исключения. И здесь мы находим нормальное развитие нарушенным внешними условиями.

В общем, Павел в обоих посланиях хорошо отзывается об общинах. Галаты «шли хорошо», 5, 7, они даже пострадали за веру, 3, 4. Мы видим их участниками сбора доброхотных подаяний, Коринф. I. 16, 1. Галатские общины, очевидно, составляют одно тесно связанное целое, 1, 2. О каких-либо недочетах, кроме одного, занимающего все мысли Павла, нет и речи. Равным образом и в Колоссах: Павел обращается к колоссянам как к «святым и верным братиям», 1, 2, хваля веру их во Христе и любовь ко всем святым, 1, 4; он радуется, видя благоустройство и твердость их веры во Христе, 2, 5, слыша о их любви к Нему, 1, 8. И если он просит их, чтобы они «исполнялись познанием Воли Его и укреплялись во всяком терпении и великодушии с радостью», 1, 9 сл., то это наставление вызвано тем же, чем вызвано подобное, с которым мы встретились в послании к примерным македонским общинам. Еще определеннее, чем в Галатии, сказывается во Фригии тесная связь соседних общин — колоссийской, гиерапольской и лаодикейской между собою: приветы апостола относятся ко всем; он заботится о том, чтобы общины между собою обменивались его посланиями. Порядки в общинах являются еще старыми, свободными; естественно, что в общине имеются и наставники и наставляемые, т. е. старые и юные христиане, Галат. 6, 6; но отношения эти созданы, как кажется, на началах свободного выбора, а не установлены путем верховного распоряжения; правда, следствием этого установления является обязательство придерживаться общности как в духовном, так и в материальном отношениях. Во фригийских общинах некий Архипп принял «диаконию», очевидно, род добровольной общинной должности. В чем эта должность выражалась в частности, мы не знаем. Сравнивать ее следует скорее с должностью коринфянина Стефана, чем с «епископами и дьяконами» филиппинскими. Но обратим внимание на то, что Павел, говоря об Архиппе, имел в виду не укрепить авторитет данного лица, как в том случае, где дело шло о Стефане, и до известной степени там, где он говорил о филиппийце Эпафродите, а напоминает Архиппу о верном исполнении им добровольно принятой на себя задачи. Форма, в которую Павел облекает это напоминание: «скажите Архиппу», показывает, насколько община еще являлась главным и ответственным лицом.

На это отрадное развитие спустилась роса чужого учения. В Галатии мы имеем дело с тою же иудаистской агитацией, которую мы уже встречали в Коринфе: здесь, однако, на первый план выступает вопрос существа, а не личный момент. Само собою разумеется, однако, что и здесь успех иудаистов был невозможен без предварительного разрушения авторитета Павла. Позтому-то для Павла и оказалось необходимым подробно доказать самостоятельность своего апостольства, подтвержденного самим Господом, данного ему откровением Христа, проявленного им в независимой миссионерской деятельности, признанного, наконец, иерусалимскими авторитетами и отстоянного против них, Гал. 1, 2; отсюда и напоминание о прежней восторженной привязанности к нему галатов, — привязанности, готовой к жертвам, 4, 13 сл. Возникли, очевидно, сомнения относительно искренности апостола, 1, 20, относительно правдивости его проповеди, 5, 11. Павел в высокой степени возбужден: «удивляюсь!» — так начинает он свое послание вместо обычной благодарности, 1, 6; «о немысленные Галаты», — обращается он к ним, 3, 1. Хотя он и старается избежать впечатления, будто он считает себя лично задетым (ср. Коринф. II, 2, 5; 7, 12) 4, 12, все же провозглашение анафемы смутьянам, 1, 7 сл., 5, 10 сл., и собственноручная подпись с присоединением сильного, почти яростного резюме, показывают силу его гнева по отношению к чужим пришельцам. Внезапное отпадение своих общин он может себе объяснить лишь влиянием волшебства, 3. 1.

О чем вообще идет речь? Галаты по настоянию иудаистских агитаторов признали обязательным и для христиан ветхозаветный церемониальный закон; они начали придерживаться еврейских праздников, 4, 10, и, вероятно, исполняли также и законы относительно чистой и нечистой пищи, 2, 11 сл.; требование обрезания еще обсуждалось, 5, 2. Мы понимаем возбуждение апостола: для него этим «другим евангелием» уничтожалось настоящее Евангелие, 1, 6; для него закон и милость были контрастами, а не дополнениями одно другого; для него Священное Писание Ветхого Завета было книгою обетовании Господних — законы же в нем лишь временно установленным Господом распорядком преходящего значения, для него деятельность агитаторов была понятна лишь как вытекавшая из низменных эгоистичных мотивов; на отпадение галатов к ним он смотрел как на порабощение человеческому авторитету, отрицание не его личного авторитета, но авторитета самого Господа — человеческие авторитеты для него ничего не значат, 2, 6. В действиях галатов он усматривал слабость, которою галаты позволяли, думал он, остановить себя на своем правильном пути, 5, 7; это был возврат на подхристианскую ступень, 4, 8 сл. И он был прав: языческое бессилие понять чистое, разумное богослужение, поклонение Богу духом и правдою; языческие привычки к праздникам, к соблюдению предписаний относительно пищи и тому подобное способствовали, вероятно, бессознательному расположению галатов к восприятию учения иудаистов. Однако, как ни прав Павел, выдвигая все это как решающее, все-таки не это являлось определяющим мотивом для галатов: импонирующим в евангелии иудаистов для галатов являлась именно его нравственность. Как бы парадоксально это ни звучало, но столь резко осуждаемое Павлом