Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

Н. С. Хрущев (1894–1971): Материалы научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Н. С. Хрущева, 18 апреля 1994 года, Горбачев-фонд. М., 1994. С. 109.

И тогда, и после, и уже на пенсии Никита Сергеевич неоднократно заявлял, что СССР размещал ракеты на Кубе не из желания начать войну. Его первой целью было достичь ядерного паритета с США «по дешевке» — ракетами средней дальности. Второй — так он рассчитывал удержать американцев от ликвидации Кастро.

Когда Хрущев узнал, что Кеннеди собирается выступить по телевизору с речью в 19.00 22 октября, он немедленно созвал Президиум, чтобы еще раз подтвердить, что «мы не собирались развязывать войну, мы просто хотели запугать их, сдержать антикубинские силы»[688]. Было ясно, что ракеты обнаружены, и теперь, почти уверенный, что вторжение США на Кубу неизбежно, он приказал не использовать ядерное оружие в ответных действиях. Этот хорошо известный факт по-прежнему игнорируется в описаниях Карибского кризиса в США. «Если бы Белый дом решил атаковать Кубу, ответная реакция многочисленных советских войск и ракет средней и малой дальности привела бы к войне», — настаивают многие[689]. Хотя все документы говорят об обратном.

В обращении к нации Кеннеди призвал к военно-морскому «карантину» Кубы, но не упомянул немедленное вторжение. Решив, что Кеннеди «моргнул», через нового посла Фоя Колера Хрущев отправил в Вашингтон резкое послание: «Вы хотите заставить нас отказаться от прав, которыми пользуется каждое суверенное государство»; признать морскую блокаду значит «подчиниться произволу»[690].

Политика США — это «безумие выродившегося империализма» для получения голосов на выборах, ругался Хрущев. 23 октября по дороге из Юго-Восточной Азии в Москве находился главный румынский коммунист Георге Георгиу-Деж, который позже вспоминал, как Хрущев кричал, что не хочет слышать имя этого «миллионера-проститутки», имея в виду богатство и любовные эскапады президента. Георгиу-Деж был ярым сталинистом и даже обвинил Кремль в том, что его самолет пытались уничтожить при перелете через Китай, чтобы свалить Карибский кризис на Мао[691]. Но в пылу гнева Хрущев, как и любой политик, вполне мог кричать, что «взорвет Белый дом», и возмущаться, что Кеннеди был «обыкновенным журналистом» и стал членом конгресса и президентом не из-за «интенсивной работы», а из-за богатства[692]. В Америке, где Джон Фицджеральд сегодня почти полубог, я не раз слышала, что первый секретарь, должно быть, не читал отчеты КГБ, если так плохо думал о своем американском коллеге. Наоборот, его оценки показывают, что читал, и внимательно, хотя не всегда делал правильные выводы: интерес к женщинам не означает некомпетентности, и Кеннеди стал президентом именно благодаря «интенсивной работе».

В тот же день Белый дом твердо ответил Кремлю, что «карантин» Кубы — блокада из 180 американских военных кораблей — продолжится, пока СССР не выведет все «системы наступательного вооружения»[693]. В ответ, изображая абсолютное спокойствие, Хрущев пригласил румынскую делегацию в Большой театр на оперу Модеста Мусоргского «Борис Годунов». После спектакля они нарочито долго общались с певцами, восхищались и Годуновым, великим басом Иваном Петровым, и особенно любимой Хрущевым меццо-сопрано Ириной Архиповой, исполнявшей роль Марины Мнишек.

Из письма Н. С. Хрущева Дж. Ф. Кеннеди с предложениями по урегулированию Карибского кризиса

26 октября 1962

[РГАНИ. Ф. 3. Оп. 16. Д. 165. Л. 3]

Первый секретарь сочетал приятное с полезным. Весь предыдущий месяц в разных учреждениях столицы шли многочисленные митинги в поддержку Кубы, и на такой встрече в Большом театре заслуженная певица возмущалась американцами «согласно линии партии»: «Гневом наполнилось мое сердце, когда я прочла Заявление Советского правительства по поводу провокационных действий США в отношении молодой Республики Кубы, против мира во всем мире… Мы — артисты, люди мирного труда, нам чужда и ненавистна война… Мы целиком присоединяемся к суровому предупреждению Советского правительства внять голосу разума и предотвратить войну, последствия которой могут принести человечеству огромные бедствия»[694].

Ответ Дж. Ф. Кеннеди Н. С. Хрущеву

27 октября 1962

[JFKLibrary.org]

Поначалу всем советским кораблям, следующим на Кубу, было приказано игнорировать карантин, но, когда первое судно подверглось эскорту американцами, другие начали разворачиваться и менять курс. Во-первых, нельзя было допустить, чтобы военная техника на этих судах попала в руки противника; во-вторых, надо было послать сигнал, что СССР

Оказавшись на грани

не собирается воевать с США[695].

Три дня первый секретарь и президент обменивались письмами. В одном из них американец дал понять, что, если бы советский премьер перестал скрывать свои намерения, ему было бы легче противостоять «ястребам», настаивающим на незамедлительном захвате Кубы. В ответ Хрущев предложил положить конец «обмену мнениями» и принять новый курс всеобщего разоружения: «Вы угрожаете нам войной, но знайте, что в ответ вы получите не меньшее, что дали нам», а этого нельзя допустить[696]. Он еще раз заверил Кеннеди, что все ракеты предназначались только для защиты острова от атаки типа залива Свиней и что он готов вести переговоры при гарантии, что США оставят Фиделя в покое. В этом случае «необходимость присутствия наших военных специалистов будет устранена», обещал Хрущев.

Тогда же в Америку отправился Аджубей для негласных встреч с более ястребиным, чем его брат, Робертом Кеннеди, а в Москву поговорить с Хрущевым на одну ночь приехал пресс-секретарь президента Пьер Сэлинджер. Хрущев и ему объяснил, что он нападать ни на кого не собирается, но баланс в вооружении необходим. Они очень поладили — так мне рассказывал Сэлинджер, — и «юморной Хрущев» на прощание подарил ему коробку лучших гаванских сигар «Монтекристо». Курящий Сэлинджер плакал, спуская их одну за другой в унитаз в гостинице «Москва» рядом с Кремлем (сейчас «Four Seasons») — кубинские сигары как тогда, так и сейчас запрещено ввозить в США. Но деревянный сундучок от сигар остался, и в 1990-х Сэлинджер с гордостью показывал мне эту обклеенную красочными этикетками коробку на своем рабочем столе в Вашингтоне.

Американский журналист Уолтер Липпман, с которым первый секретарь не раз виделся в Москве, тогда же написал, что, увязав вывод советских ракет с Кубы и вывод американских «Юпитеров» из Турции, можно найти выход из положения. И Кремль, и Белый дом сочли эту идею удачной. В письме от 25 октября Кеннеди такую возможность подтвердил, если после разоружения обе стороны обязуются не вторгаться на территории ни друг друга, ни