Просроченный долг - Йожеф Лендел

границе таможенник спросил, что они везут, они сказали, что везут швейную машинку, которая их выручила в ссылке, а теперь, они надеются, поможет продержаться первое время, пока не решится вопрос о пенсии или о работе. А насчет кофе Йошка заявил, что он бедный человек и поэтому купил несколько килограммов кофе, ведь он знает, что в Венгрии кофе очень дорогой. Но если кофе везти нельзя, он не настаивает. Таможенник оказался добродушным и только махнул рукой. И кофе, и рукописи благополучно прибыли в Венгрию».

Йожеф Лендел вернулся на родину в августе 1955 года. Он часто вспоминал этот день, но называл разные даты: 20, 22, 23 и даже 27 августа. Он вернулся с твердой решимостью рассказать о том, что испытал в СССР.

Политэмигранты, которым в конце 1940-х годов удалось репатриироваться в Венгрию, знали о советских тюрьмах и лагерях, где побывали они сами или их близкие, не понаслышке. Но немногие решались упоминать об этом, даже в личных беседах. Позднее отец избегал подобных разговоров, считал, что всё, что он хотел, мог и должен был сказать, он сказал в своих книгах. Так, Л. Иллеш, работавший в начале 60-х годов в издательстве художественной литературы, вспоминает: «Ходили самые разные слухи о его исключительно тяжкой судьбе и многолетних испытаниях. Однако сам он при наших встречах не делал на это даже скрытого намека. Напрасно я ждал, мне так и не представилось случая задать ему хотя бы один из тех вопросов, которые занимали меня в связи с его трагической судьбой»41.

Но сразу после возвращения на родину Лендел не молчал. Тому есть много свидетельств. Известный венгерский философ Агнеш Хеллер впервые услышала о советских лагерях от него. В 1955 году она отдыхала в доме творчества в Вишеграде, где были отец с Ольгой Сергеевной. Вот как она вспоминала об этом: одним из тех, «кто по-настоящему открыл мне глаза, стал дядя Йожи Лендел… он тогда еще не издал свою книгу. С ним была его русская жена, голубоглазая красавица. Как-то. один из писателей начал щебетать, мол, не надо было, конечно, с Ракоши весь этот цирк устраивать и нечего теперь Сталина критиковать. Лендел не выдержал: „Ну, тогда я расскажу свою историю“. И начал рассказывать. Про Сибирь, про концентрационные лагеря, про уничтожение людей. Тогда я впервые услышала про ГУЛАГ. Я догадывалась, что люди умирают от непосильного труда, но про расстрелы, про лагеря смерти не знала ничего. Летом 1954-го и зимой 1955-го я вернулась из Вишеграда другим человеком, просвещенным»42. А вот свидетельство поэтессы Маргит Сечи. Когда в 1981 году ее спросили, почему ее муж, выдающийся венгерский поэт Ласло Надь, в начале 50-х годов писал хвалебные стихи о Ракоши, она с горечью заметила: «Ведь те, кто вернулся из Советского Союза, плевать хотели на то, чтобы разъяснить нам, что такое сталинизм. Бела Иллеш (Бела Иллеш (1895–1974) — писатель, с середины 20-х гг. до окончания войны жил в СССР. В 1950–1956 гг. был главным редактором «Иродалми уйшаг» (Литературная газета) и его товарищи не разъяснили нам. Один Йожеф Лендел говорил»43.

В книге «Мятеж писателей» приводится протокол партсобрания Венгерского союза писателей 28 сентября 1956 года, на котором Лендел несколько раз брал слово. Он страстно говорил о том, что в Венгрии, несмотря на решения XX съезда КПСС, продолжают молчать о нарушениях законности в СССР и в самой Венгрии. Те, кто повинен в этом, должны понести за это ответственность. Недостаточно говорить об этом, тех, «кто фальсифицирует историю… следует лишить патента на научную деятельность». Как пример, он привел рецензию на его только что вышедшую книгу «Ключ», из которой сначала вычеркнули упоминание, что писатель в течение многих лет был насильственно лишен возможности творить, а затем отказались напечатать. А когда Ш. Лани, муж которой, Э. Цобель (Эрнё Цобель (1886–1953) — историк, литературовед, переводчик, Шаролта Лани (1891–1975) — его жена, поэтесса, с 1922 г. до второй половины 40-х гг. они жили в СССР.), много лет провел в лагерях, оправдывалась, что сделала купюры ради «спасения рецензии», Лендел упрекнул ее: «О чем вы — а вы здесь уже восемь лет — всё время молчали, а ведь ваш муж чуть не погиб там. Почему вы молчали?» И резко добавил, что «Ференц Сабо (Ференц Сабо (1902–1969) — композитор, с 1932 по 1945 г. жил в Москве. Есть свидетельства, что он был осведомителем органов безопасности.) был доносчиком. Два человека, на которых он донес, вернулись живыми»44.

За три с половиной десятилетия эмиграции имя Лендела в Венгрии успели забыть. Те, кто вернулся раньше, бывшие члены Союза советских писателей, также не высказывали особой радости. В уже упомянутом интервью И. Шимону он рассказал, что Ференц Мюнних, тогда посол Венгрии в Москве, напутствуя его перед отъездом на родину, посоветовал: «Не пытайтесь снова стать писателем, потому что тогда все ополчатся против вас»45. Его прием в венгерский Союз писателей затягивали почти год. Вот тут-то и вспомнили, что в СССР его приняли только кандидатом. «Шаролта Лани сказала… собственно, этот Лендел даже не писатель, — вспоминал он позднее. — Правда, с тех пор она изменила это свое мнение, потому что несколько раз мне передавали, что она хотела бы встретиться со мной, на что я, в свою очередь, передал, что это желание абсолютно одностороннее»46.

Он вернулся в Венгрию накануне революции 1956 года. В этих событиях он активного участия не принимал. В 1990 году в статье «Маленький сердитый антисталинист» Дёрдь Гё-мёри, живущий в Англии венгерский писатель, поэт и критик, очень верно определил позицию Лендела и его отношение к венгерским революционным событиям: «Как видно из его дневника, у него отнюдь не было иллюзий относительно функционирования постсталинских режимов. Уже в одной из записей 1955 года он пишет о том, что считает строй не социализмом, а лишь одной из разновидностей „госкапитализма“. В 56-м он еще слишком „новый“ человек в Венгрии, чтобы занять активную позицию, и хотя его мнение о событиях в настоящее время еще нельзя восстановить полностью. относительно воздействия 56-го года мнение Йожефа Лендела достаточно отличалось от официально принятой тогда точки зрения»47.

Историк Е. Штандейски так объясняет отношение Лен-дела к событиям 1956 года: «Проведя долгие годы в Гулаге, а потом в ссылке, он пришел к убеждению, что в конце октября 1956 года социализм в Венгрии подвергся смертельной опасности и осталась единственная альтернатива — буржуазная демократия, которая неприемлема, особенно в Венгрии, где буржуазный строй традиционно связан с крайним национа-лизмом»48. Именно этим можно объяснить