Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

Андрей Иванович Харитонович-Урбановский, например, дерзко отказался принять царские подарки, найдя их не соответствующими своему званию. Эта выходка окончательно вывела Грозного из себя. По его приказу вооруженные опричники привели на посольский двор двух коней — подарок послов царю — и изрубили их на глазах у поляков; затем начальник отряда набросился на литовского писаря с бранью и вырвал у него полбороды. Трехлетнее перемирие было все-таки заключено, но на обратном пути, на границе, послов на прощание ободрали и отпустили в Литву «в одних рубашках, без шапок и босыми». Некоторые иностранцы писали, что поляки были сами виноваты в постигшем их бесчестье, так как своей дерзостью привели царя в ярость. Как бы то ни было, оскорбление было велико — позднее Стефан Баторий припомнил его царю и выставил в качестве одного из поводов к войне.

Но Сигизмунду, к тому времени тяжелобольному, было не до войны. Король был настолько плох, что в Польше и Литве открыто обсуждали вопрос о престолонаследии. Назывались разные кандидатуры, в том числе и сыновей Грозного. В 1569 году царь приказал своему гонцу Федору Мясоедову «проведать ему того, которым обычаем то слово в Литве и Польше в людях носится, что хотят взяти на великое княжество и на Польшу царевича Ивана, и почему то слово в людях пущено, обманкою ли, или вправду того хотят, и все ли люди того хотят, и почему то слово делом не объявится, а в людях носится». В 1570 году посполитые послы откровенно намекнули царю, что поскольку у Сигизмунда нет детей, то «рады Короны Польской и Великого княжества Литовского желают избрать себе государя от славянского рода и склоняются к тебе, великому государю, и твоему потомству». Иван счел тогда эти слова дипломатической уловкой, дабы побудить его к большей уступчивости, и, возможно, не ошибся. Однако честолюбие его было возбуждено. Направляя в 1571 году в Литву князей Канбарова и Мещерского, он велел им очистить и оправдать его в глазах поляков и литовцев за новгородские и московские казни. Послы прислали ему «приятное донесение», в котором между прочим писали: «Говорят в Варшаве: нехай не вдолзе Польша и Литва с Москвою поспол будет, король стар и хвор и бездетен, а опричь московского иного государя не искати». Они имели тайное поручение устроить брак царя с сестрой Сигизмунда, Еленой: Грозный таким образом стремился придать своим притязаниям на польский престол вид законности. Но это сватовство постигла участь всех прочих заграничных засылок Ивана — оно не состоялось.

7 июля 1572 года умер король Сигизмунд. Речь Посполитая вмиг оказалась беззащитной перед своим восточным соседом. Для Москвы наступил долгожданный момент, чтобы окончательно решить ливонский вопрос. Сознавая свою силу, Грозный предпочел действовать угрозами: как будто не зная о смерти Сигизмунда, он отправил на имя короля письмо, в котором предупреждал, что если Речь Посполитая не пришлет в октябре гонцов для заключения мира, то московское войско займет польскую Ливонию. В Литве забеспокоились, что царь в любое время готов броситься на нее. Чтобы обезопасить себя от русского вторжения, литовские паны решили подать Ивану надежду на избрание его польским королем.

В Москву поехал литовский посол Федор Воропай. Иван принял его как нельзя более ласковей. Всячески подчеркивая свое могущество и богатство, царь в то же время не жалел слов, чтобы оправдать свою жестокость. «Если кто наказан, — говорил он Воропаю, — то наказан сообразно своей вине. Скажи, разве у вас измены не наказывают, разве изменников прощают? Я знаю, что наказывают» — ив доказательство приводил смертный приговор в Варшаве над неким Викторином, который незадолго до того был обвинен сеймом в намерении убить Сигизмунда по наущению царя.

— Скажи польским и литовским панам, — убеждал Иван литовского посла, — чтобы они, переговоривши и посоветовавшись меж собой, прислали ко мне поскорее послов. И если будет то Богу угодно, чтоб я сделался их государем, тогда я обещаюсь перед Богом прежде всего, и им также обещаю сохранить их права и свободы, и если будет нужно, то еще и больше приумножу и от чистого сердца пожалую.

Вместе с тем он твердо давал понять, что Речь Посполитая должна отдать ему Ливонию — взамен царь готов был уступить Литве захваченный Полоцк и некоторые исконные московские земли.

Литовские вельможи об Иване и слышать не хотели. Воевода Николай-Христофор Радзивилл в письме к своему дяде, епископу Виленскому, сразу же после смерти короля писал: «Боже сохрани, чтобы нами командовал московский колпак, и потому, ради Бога, советую вам вовремя принять меры против московского посла». Враждебно по отношению к царю был настроен и литовский гетман Ходкевич. Зато мелкая и средняя польско-литовская шляхта, недовольная засильем магнатов, как и все нешляхетское население Литвы, в большинстве своем православное, выказывала к московскому государю искренние симпатии. Beнецианский посол сообщал: «Говорят, что народ литовский и русский хотел будто бы видеть его (царя. — С. Ц.) польским королем и что он имеет не менее многочисленную партию, как и всякий другой претендент на корону, особенно между крестьянами, но они мало ему помогут, ибо к избирателям не принадлежат».

В начале 1573 года, перед самым открытием избирательного сейма, в Москве побывал другой литовец, Михаил Гарабурда, который привез новые предложения царю. Позиции Грозного в Литве действительно были очень сильны, поэтому паны хотели застраховать себя от возможной личной унии между Россией и Речью Посполитой. Гарабурда убеждал” Ивана отказаться от притязаний на польский престол, занять который может только католик. Царевич Иван, как наследник московской державы, также был неприемлем для панов. Зато царевич Федор, слабоумный и бесхарактерный, — в перспективе всего лишь владелец удельного княжества, — полностью их устраивал: польско-литовским вельможам не нужен был сильный государь. Гарабурда передал царю условия, на которых Федор мог стать польским королем: в случае его избрания Россия должна была отдать Речи Посполитой Смоленск и Полоцк с окрестными землями и крепостями, а также и «иные замки и волости» (это был намек на Ливонию). Грозный только посмеялся над этим предложением: «Сын мой не девка, и я приданого за ним не дам, не уступлю ни Полоцка, ни Смоленска, ни Ливонии. Напротив того, пусть Речь Посполитая отдаст мне Киев». Кроме того, он подчеркнул, что власть его сына в Польше должна стать наследственной: «Если Федор будет королем, то другому роду уже не царствовать на Речи Посполитой». Неуступчивым Ивана делало не только желание царствовать в Польше самому; из-за рубежа к нему шли сообщения о том, что приглашение царевича Федора на польский престол просто хитрость поляков, которые хотят выдать его султану и «тем… с турком