Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

судебных дел, и если у него случаются деловые споры, то он обращается к третейскому суду[482], к решению уважаемого местного общественного деятеля, готов уплатить сколько требуют, но «не иметь дел с судами и адвокатами». Его знакомые считали отношение Поляка к суду и адвокатам чудачеством. Непонятная «адвокатофобия». Молодые адвокаты-клубмены, знакомые Поляка, слушали его разглагольствования на тему о ненужности адвокатуры, о вреде, который она приносит судящимся, и что спокойно можно прожить и проводить свои дела лично. Словом, болтал, его рана не залечилась. Из-за 75 рублей потерял много денег и сидел в тюрьме. Если Попов и я иногда слышали о выпадах Поляка, то улыбались.

Прошло с тех пор лет двадцать пять. Я был в Таганроге в суде, когда ко мне обратился посланный Поляком служащий, объяснивший мне, что он звонил ко мне в Ростов. Застанет ли меня господин Поляк, который имеет ко мне спешное и серьезное дело? Узнав, что я в Таганроге, он просит встретиться, чтобы поговорить по неотложному делу. Ответил, что буду в суде, где можно побеседовать.

Поляк вскоре пришел к члену ненавистного ему сословия и в презираемое учреждение. Я подумал, что Фемида[483] мстит за поругание своих жрецов. Поляк был видимо взволнован.

— Думал, — сказал он, — прожить без неприятностей в судах, но, очевидно, от судьбы не уйдешь. Злой рок преследует меня. Покупатель из Бердянска, судя по его действиям, шантажист, ибо он требовал пять тысяч рублей, чтобы не поднимать дела, возбудил у мирового судьи в Бердянске против меня обвинение за обман в качестве товара. Считая дело вздорным, поехал к мировому, дал исчерпывающие объяснения, а судья признал меня виновным и осудил на три месяца в тюрьму. Прошу вас принять защиту, срок жалобы истекает через семь дней.

Предложил ему оставить бумаги и через два дня приехать ко мне. Посмотрев машинально на приговор и увидев день разбора, я спросил, почему он сказал, что срок подачи через семь дней, а не завтра? Поляк побледнел, но все же нашел возможным сказать мне:

— Вы ошибаетесь, приговор выдал мне судья…

Не дав ему окончить, я довольно неприязненно сказал ему:

— Охота вам говорить о том, чего не знаете. Вы могли попасть в тюрьму за пропуск срока жалобы, ибо течение срока начинается со дня разбора дела и объявления приговора. Почему вы не прочли надлежащее узаконение, если решили «заниматься самолечением»? Надо завтра сдать на почту жалобу, почему вы должны утром быть в Ростове у меня. А сейчас расскажите вкратце ваши возражения против обвинения.

Поляк передал мне пакет, в котором имелось письменное подробное объяснение по поводу вознаграждения и дальнейшего ведения дела.

— Поговорим завтра, когда будете у меня.

Поляк совершенно растерялся.

— Ведь это ужасно, что я мог натворить?

— Но вы уже натворили достаточно и создали ненужную возню, видимо, затяжную.

Рассмотрел несложное дело, нашел, что оно не подсудно Бердянскому суду, почему просил о прекращении дела и на всякий случай представил соображения по существу. Приехал Поляк, пакет был готов от его имени. Предложил ему отправить и возвратиться ко мне. Дал ему незапечатанный пакет, так как он непременно пожелает узнать содержание жалобы. Он криво улыбнулся. Объяснил ему, когда он возвратился, положение дела, и решили, что я поеду в Бердянск.

Дело слушалось ранней осенью, и я получил большое удовольствие, поехав с моим приятелем А. И. Боковым на автомобиле. Поездка была изумительная.

Противником моим был присяжный поверенный Можаровский, весьма скромный местный адвокат. Он возражал, доказывая, что дело подсудно Бердянску, причем проводил какую-то непонятную «теорию о длительности преступления». Я не знал, что можно возразить, и лишь сказал:

— Поддерживаю доводы, изложенные в жалобе.

Товарищ прокурора заявил о прекращении производства ввиду неподсудности, и съезд дело прекратил. Можаровский нашел решение съезда неправильным и сказал, что «вопрос очень интересный, почему перенесет дело в Сенат».

Весело пообедали, взяли в автомобиль Поляка и поехали. Поляк не знал, считать ли дело в Бердянске законченным или ему «опять придется ехать в Петербург». Успокоил его.

— А почему, — спросил он, — вы не возражали Можаровскому? Меня даже обеспокоило это.

— Узнаете позже. Мне очень хотелось, чтобы съезд нашел дело подсудным, почему не возражал.

Поляка разбирало любопытство, но я его охладил:

— Три часа тому назад вы были осуждены в тюрьму на три месяца. Сейчас дело прекращено производством, и ваш противник, если пожелает, должен начать новое дело в Таганроге. Вы, таким образом, имеете возможность опять проявить недоверие к адвокатуре и доказывать ее ненужность и прочее.

Поляк сконфузился:

— Мало ли что говорится, когда обозлишься.

— Но вы ведь не только говорили, а блестяще провели сами дело в Бердянске. Вы чувствуете, что пропустили бы срок на подачу жалобы и сели бы в тюрьму по явно нелепому делу, если бы случайно вовремя не обратились за советом?

— Нет, — сказал Поляк, — больше не полезу в суд.

Недурно разыгралось дело. Можаровский принес жалобу в Сенат, который оставил жалобу без последствий. Спустя месяца два после решения Сената Поляк получил повестку о явке к мировому в Таганрог по бердянскому делу. Поляк волновался, пытался подготовить меня, сообщая подробности, на что я отвечал:

— Рано, рано, успеем подготовиться, впереди много времени.

В заседание явился Можаровский. Я просил прекратить дело производством навсегда за пропуском давностного срока для жалобы. Мировой судья дело прекратил. Можаровский, подав жалобу в Сенат, потерял срок. Не подсчитал или полагал, что производство в Бердянске и в Сенате приостанавливает течение давности.

Поляк был в восторге:

— Это я понимаю, так надо вести дело. Боже мой, как хорошо окончилось!

— Пустое было дело ваше с самого начала, и если бы вы не дурили, то не пережили бы тревоги и не израсходовали лишних денег. Судья не понял вас, а ваши объяснения, представленные прейскуранты и прочее только запутали дело.

Можаровский не жаловался, не на что было. С Поляком подружил, часто получал от него аптекарские подарки: одеколоны и мыла лучших сортов. Где он мучается, жив ли? Он старше[484] меня немного!

Воспоминания о некоторых ростовцах

Ростовский общественно-деловой круг был богат людьми, создавшими собственное большое благосостояние и всемерно содействовавшими расцвету города. Еще в начале [18]60-х годов Ростов был небольшим городком со слаборазвитой торговлей, без государственных и частных банков, но его географическое положение в связи с угольным районом и большими хлебородными степями, близость моря Азовского, водные пути Дона, проведение Владикавказской, Воронежской и других железнодорожных путей, дорога в Москву и Харьков создали из Ростова в короткое время большой торговый центр, привлекший многих энергичных людей, которые создали крупные предприятия, обогатившие Ростов,