Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

1947 г. направил Сталину записку с просьбой «рассмотреть вопрос о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР», что, считал он, являлось необходимым «для предварительного рассмотрения вопросов РСФСР, вносимых в ЦК ВКП(б) и Союзное Правительство, а также для обсуждения важнейших вопросов хозяйственного и культурного строительства РСФСР…»[1236] По мнению А. Н. Поскребышева, постановка этого вопроса была интерпретирована Маленковым и Берией «как вражеская вылазка против ЦК партии» [1237].

Следует, однако, иметь в виду, что для Сталина «национальные» и иные репрессивные кампании имели политический смысл, они были направлены не против этносов или этнических групп, их самосознания или культуры как таковых, они всегда преследовали цель устранить политические угрозы существованию режима. «Русский вопрос» в постановке ленинградской группы стал для Сталина еще одним маркером, наряду с другими, которые указывали на слишком большие для режима личной власти риски, возникавшие в результате амбициозных действий ленинградской группы, а также из-за политического и аппаратного веса, который эта группа обрела.

Некоторые историки считают, что нет точных доказательств того, что эти два взаимосвязанных дела были напрямую срежиссированы Берией и Маленковым. Сыгравшие свою роль в уничтожении «ленинградцев», они, несомненно, чувствовали настроения Сталина и пытались использовать их в своих интересах[1238]. В 1957 г. Хрущев постарается именно Маленкова сделать ответственным за трагический финал судеб «ленинградцев». Эти обвинения Маленков отвергнет, он будет настаивать: «Никогда организатором „ленинградского дела“ я не был, это легко установить, да и здесь достаточно товарищей, которые могут сказать, что все это делалось по личному указанию тов. Сталина». «Что, я руководил Сталиным? Так сказать — смеяться будут»[1239]. Смеяться ни в зале, ни в президиуме заседания никто не станет.

«Ленинградское дело, — запишет позднее Микоян, — вызвало у меня большую тревогу, что может вернуться время, подобное 1936–1938 гг., но только несколько в новой обстановке, несколько новыми методами, может быть. Одно было ясно, что Сталин хочет избавиться от тех руководящих кадров, которые решали судьбу всей страны после 1938 г., возглавляли хозяйственную работу и которые вынесли на своих плечах все трудности войны»[1240].

«Московское дело»

На рубеже 1949–1950 гг. едва не состоится еще одно, теперь «московское», дело. В декабре 1949 г. Маленков подготовит проект записки в ЦК «О тов. ПОПОВЕ Г. М.»[1241] Г. М. Попов — молодой сорокатрехлетний первый секретарь МК и МГК ВКП(б), председатель исполнительного комитета Московского Совета депутатов трудящихся. Он сосредоточил в своих руках партийную власть в Москве и Московской области, возглавлял не только МК и МГК ВКП(б), но и занимал пост секретаря ЦК ВКП(б). Возможным это стало только благодаря благожелательному отношению к молодому партаппаратчику со стороны Сталина, который уделял повышенное внимание вопросам развития столичного региона. В мае 1947 г. вождь поддержал предложение о праздновании 800-летнего юбилея Москвы, совпавшего в тот год со 135-летием Бородинского сражения. Сами торжества были назначены на 7 сентября[1242]. В июне 1949 г. Сталин утвердит проект постановления Политбюро «О плане реконструкции города Москвы»[1243]. Реально в руках одного человека, Попова, оказалась сконцентрирована огромная власть, что, вероятно, и заложило институциональные основы будущего конфликта.

Пользовался этой властью Попов не совсем аккуратно, очевидно, будучи уверен в особой благосклонности вождя. 1 февраля 1949 г. во время объединенной IX областной и VIII городской партконференции Попов выступил с докладом. В нем он позволил себе критиковать союзных министров: П. А. Юдина (Министерство строительства предприятий тяжелой индустрии, которое дважды срывало сроки строительства Московского газового завода); Н. К. Байбакова (Министерство нефтяной промышленности за срыв сроков ввода Щекинского газозавода) и С. Н. Круглова (Министерство внутренних дел, за срыв сроков строительства водопроводной станции). Байбаков и Круглов признали критику справедливой, а вот Юдин решил пожаловаться в Комиссию партийного контроля при ЦК на то, что Попов его «оскорблял и поносил».

Н. М. Шверник, И. В. Сталин и Г. М. Попов

1 мая 1949

[Из открытых источников]

Поскольку дело было отнюдь не рядовым, как и его фигуранты, ему (в понимании партийных чиновников) следовало «отлежаться». А тем временем в Москве вышли на завершающую стадию испытания электрокомбайна. Министр сельскохозяйственного машиностроения П. Н. Горемыкин и министр сельского хозяйства И. А. Бенедиктов, откликаясь на инициативу московского руководства, издали совместный приказ всемерно способствовать изготовлению новой машины[1244]. В сентябре в «Правде» появилась статья, в которой успех создания электрокомбайна был приписан «инициативе городского комитета партии». Со стороны все выглядело так, будто МГК, подменив Совет министров, отдает распоряжения союзным министерствам.

К разбирательству было подключено Министерство государственного контроля во главе с Л. З. Мехлисом. 2 октября на своем заседании Совет министров рассмотрит результаты проведенной проверки, а 4 октября выйдет постановление Совмина с жесткой критикой московской парторганизации за несанкционированное создание электрокомбайна и организацию вокруг него шумихи в печати. Попов поспешит продемонстрировать свою лояльность: из горкома и обкома будут уволены многие сотрудники Отдела машиностроения, ряд секретарей МК и МГК, заместителей председателя Моссовета и Мособлисполкома, несколько заведующих отделами и их заместителей. Опытные образцы электрокомбайна отправят на металлолом.

Инцидент, казалось бы, исчерпан. Однако 20 октября в ЦК поступило письмо от «инженеров-коммунистов» завода им. Сталина: «С приходом к власти т. Попова все изменилось коренным образом. Самокритика зажата так, что и пикнуть никто не может на начальство, стоящее на ступеньку выше. Самокритика, можно считать, ликвидирована во всех звеньях». Ясно, что эта справедливая, судя по всему, претензия вряд ли могла бы стать основанием для преследований деятеля такого уровня. Главное заключалось, видимо, в другом: «Попов — самый молодой из секретарей ЦК. Будучи одержим титовской манией вождизма, его одолевает мысль в будущем стать лидером нашей партии и народа. Ленивый по природе, безграмотный в ленинизме, он избрал другой путь: путь насаждения на ответственные участки людей, беспредельно преданных ему, но не нашей партии». Сообщат «инженеры» и о случае на банкете по поводу 800-летия Москвы, когда «один из подхалимов поднял тост: „За будущего вождя нашей партии Георгия Михайловича“». И далее: «Присутствовавший Попов пропустил мимо ушей и будто согласился с прогнозом. Тогда как нужно было одернуть дурака или после обсудить о его партийности». Завершат свое обращение подписанты так: «Мы пишем тов. Сталину и членам Политбюро с тем, чтобы разобрались с прожектером, очковтирателем и карьеристом Поповым… переродившимся в удельного деспота…»

29 октября Сталин, находившийся на отдыхе на юге, напишет Маленкову: «…упомянутые в письме факты мне хорошо известны, о них я получал несколько писем от отдельных товарищей Московской организации. Возможно, что я