Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

ни на что, кроме оформления виз, не годятся. (Здесь я заметил, что именно визы-то у них совершенно не выходят.) По мнению Вырубова, надо было этим бюрократическим остаткам прежней России дать канцелярскую работу третьестепенного свойства, а всю политику сосредоточить в обновлённом Политическом совещании.

Между прочим, он полагал, что и Милюкова можно перетянуть на сторону Врангеля, если оказать ему должное внимание, а именно привлечь его к политике. Савицкий не согласился с этим, говоря, что между Милюковым и Струве разногласия гораздо глубже, чем кажется. Он, по его словам, объективно признаёт, что Милюков может снова выплыть на поверхность, но лишь как конкурент Струве, а не как его сотрудник. Вообще из реплик Савицкого было видно, что эта комбинация, по-видимому, неприемлема для Врангеля и его окружения, и прежде всего кандидатура Авксентьева, которую особенно горячо защищал Вырубов.

Следствием этого политического завтрака, где мы с Гронским скорее присутствовали на правах благородных свидетелей, чем принимали участие в убеждении Савицкого, было то, что Струве пожелал встретиться с Вырубовым и обстоятельно с ним говорил. Как и надо было думать, предложение о создании Политического совещания в вышеуказанном составе в качестве верховного органа для принятия всех политических решений было Струве отвергнуто. Последний предпочитал находиться в тесном союзе с военными и бюрократическими чинами при Врангеле, чем вступать в коалицию с парижскими общественными деятелями. Но в то же время Струве не хотел отвергать личных услуг Вырубова, который по своим связям и дружеским отношениям с самыми главными лицами в Париже мог ему пригодиться. Поэтому он предложил Вырубову самому поехать к Врангелю в Севастополь и там развить ему лично план концентрации общественных сил вокруг Врангеля в Париже.

Однако хитрец Вырубов не пожелал из-за Врангеля портить отношения с парижскими политическими деятелями и с Врангелем из-за этих парижан. Горячие убеждения Струве так же мало подействовали на Вырубова, как и вырубовские речи на Струве. Видно было, что Вырубов в своём предложении коснулся весьма опасного пункта — отношения левых течений к Врангелю. Вырубов ограничился в конце концов посылкой Врангелю писем, о содержании которых я не знаю, но которые я сам отвёз потом в Константинополь.

Во время завтрака Вырубов, между прочим, делился с нами своими впечатлениями о личности Врангеля, которого он рисовал как человека честолюбивого и решительного. Я привёл мнение Урусова, который тоже хорошо знал Врангеля и был в своё время в одной компании с ним и Вырубовым, где все были между собой на ты. Это знакомство началось ещё тогда, когда все они были в высших учебных заведениях: Врангель — студентом-горняком, Вырубов — универсантом-математиком, Урусов — лицеистом. Последний утверждал, что Врангель беспредельно честолюбив и, если ему повезёт, может занять высший пост в государстве. Вырубов рассмеялся и сказал мне: «Уверяю вас, Георгий Николаевич, Врангель никогда в жизни не готовился выйти в отставку императором!» По мнению Вырубова, честолюбие Врангеля не шло дальше восстановления списков свиты Его Величества. Врангель может сыграть роль при реставрации Романовых на русском престоле, но сам быть Бонапартом — никогда.

После завтрака с Вырубовым Савицкий должен был отправиться в посольство, а Гронский и я пошли к себе в отель. По дороге Гронский пересказал мне свой разговор со Струве по поводу американской делегации. Струве был, как всегда, очень любезен, но сказал, что вопрос об Америке окончательно решён в отрицательном смысле. Что касается мотивов решения, то в дополнение к приведённым Савицким он прибавил, что военно-стратегическое положение Крыма до сих пор не может считаться обеспеченным, а до этого посылка делегации в Америку — дело слишком рискованное.

Вместе с тем Струве сказал Гронскому, что имеет его в виду на тот случай, если понадобится послать дипломатического представителя в Литву. Однако кандидатура Гронского — это личный выбор Струве, и тот должен ещё снестись с главнокомандующим. Выбор Струве пал на Гронского ввиду личных связей последнего с литовскими политическими деятелями. Хотя в первый день своего пребывания в Париже Струве не мог говорить с Гронским очень обстоятельно, видно было, что он лично не боялся левизны Гронского, как было в Ростове-на-Дону при назначении главы нашей делегации. Или, может быть, он считал Гронского опасным в Америке и полезным в Литве.

Чтобы больше не возвращаться к этому, замечу, что если кандидатура Гронского не внушала тогда опасений Струве, то Врангеля она испугала. Даже для Литвы он считал Гронского слишком левым. Ответ из Севастополя при тогдашней трудности сношений был получен не скоро, и всё это время Гронский полагал, что поедет в Литву. В конечном счёте агентом Врангеля в Литву, впрочем, без титула дипломатического представителя поехал сын Струве Алексей Петрович, совсем молодой человек, который потом писал свои донесения из Ковно в Севастополь. Гронский, услышав из уст Струве подтверждение роспуска делегации (Савицкий принёс в посольство соответствующий напечатанный приказ Врангеля), решил поехать в Англию, чтобы получить наши ликвидационные деньги.

Назначение в Константинополь

Теперь мне оставалось определить моё дальнейшее положение. Я не хотел поднимать вопрос о себе в суете первого дня пребывания Струве в Париже, но в то же время откладывать это было недипломатично, и дня через два я отправился в посольство, предварительно предупредив Савицкого о своих планах. Струве принял меня с обычной приветливостью. Я объяснил ему моё положение после роспуска делегации, где, как ему было прекрасно известно, я был представителем дипломатического ведомства. Теперь, когда он является министром иностранных дел, я обращаюсь к нему как к главе ведомства с предложением своих услуг для константинопольского посольства.

Струве очень удивился моему предложению, заявив, что и он, и Нольде думали использовать меня в Париже в составе центрального управления. Дипломатические переговоры с союзниками по поводу врангелевского правительства вот-вот начнутся, и сам Струве собирается поехать на конференцию союзников с немцами в Спа, чтобы там попробовать заинтересовать Англию и Францию, а может быть, и другие державы, в поддержке Врангеля. Он, Струве, рассчитывал на меня как на опытного чиновника Министерства иностранных дел. Я ответил, что мне очень лестно такое внимание, но что в Париже огромный штат служащих и Струве не останется без сотрудников, тогда как в Константинополе, насколько я знаю, юрисконсульта совсем нет и моя работа может пригодиться ввиду значительности там русских интересов. Кроме того, там находится А.А. Нератов, который едва ли будет недоволен моим присутствием, так как всегда хорошо ко мне относился и ценил меня. Мои личные интересы в такое тревожное время тоже требуют моего присутствия либо в Крыму, либо поблизости от него,