Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

Церковь была на втором этаже. Я поднялась и с трудом стала пробираться к входу в церковь. Но войти в нее было совершенно невозможно – она была полна народа. Я встала в коридоре у стены. К обеим концам этого коридора поднимались снизу широкие лестницы, по которым беспрерывным потоком шли офицеры, солдаты, казаки, и, как белые цветы среди них, сестры. Я так увлеклась, наблюдая этот людской поток, что не заметила, как кто-то спросил меня:

– Разве вы одна? А где же ваш муж? – Оглядываюсь. Около меня стоит доктор Жуковский. У него полная рука свечей. Он дал мне одну. В это время, энергично работая локтями, пробиралась ко мне сестра Маруся. Со всех сторон стали вспыхивать огоньки. Лица озарились светом, и скоро в коридоре стало жарко и душно.

– Смотрите! Вон и наш генерал! – сказал доктор Жуковский, показывая на группу офицеров, стоящих против дверей в церковь. Он тоже не вошел в церковь, а стоит в коридоре. Все вокруг нас тихо разговаривали. Вдруг откуда-то обошло всех приказание очистить проход для крестного хода. А как очистить, когда люди стоят вплотную, плечо к плечу?! Но незаметно, как волна, люди переливаются, и там, где, казалось, невозможно было одному человеку протиснуться, теперь образовался проход… И опять пробегает в толпе: «Освободить лестницы!» Мы стиснуты и прижаты к стене до последней возможности. Я думала, что задохнусь. Потушила свою свечу, чтобы не поджечь соседа…

В это время в коридор вынесли крест. За ним, склонив высокие древки, вынесли хоругви и иконы. Процессия стала спускаться по лестнице. Я видела только головы и клобук епископа. Я сделала попытку присоединиться к крестному ходу, но сестра Маруся удержала меня:

– Не ходите! Задавят… Обойдется и без вас!..

В коридоре стало свободнее. В открытые окна вливался свежий весенний воздух, и с ним печальное похоронное пение крестного хода… Оно все удалялось и почти перестало быть слышным… Когда крестный ход вернулся, в коридоре стало еще теснее. Свечи приходилось держать выше головы, так плотно люди стояли друг к другу. Лица у всех были сосредоточены и напряжены… И вдруг, точно могучий вздох облегчения, разнесся возглас: «Христос воскресе!» А толпа поспешно и радостно ответила: «Воистину воскресе!» У меня мурашки побежали по телу и слезы катились из глаз. Больше я не могла оставаться в церкви. Меня тянуло скорее домой. Я сделала движение, чтобы выйти из толпы. Но тело и ноги были как свинцовые – не двигались. В ушах стоял шум; горло сжимало что-то горькое; дышать было трудно. Огоньки свечей казались мутными. Я бессильно повисла на руке сестры Маруси. Она помогла мне, мы вышли, спустились по лестнице и прошли вглубь сада. Здесь была тишина. Я скоро оправилась, и мы вернулись к церкви. Тут было много народа. Всюду мелькали белые косынки сестер. Слышалось со всех сторон: «Христос воскресе!» Когда мы подошли, нас обступили и стали поздравлять. Вдруг кто-то сказал:

– Посмотрите, какая странная луна!

Какое-то безотчетное беспокойство охватило меня и больно кольнуло в сердце. У меня вырвался тяжелый вздох. Не прощаясь ни с кем, я пошла домой. На углу нашего переулка меня догнали сестры и врачи из лазарета.

– Сестра Семина, мы идем к вам христосоваться с доктором.

Все вместе мы подошли к нашему дому. Я увидела, что окно в нашей квартире открыто, как я его оставила, уходя в церковь.

– Спит! – сказал кто-то. – Ничего! Мы его разбудим!.. Сердиться он на нас не станет. Сегодня всем грехи прощаются…

– Ваня! Христос воскресе! – громко крикнула я.

И все стали кричать:

– Христос воскресе! – Но в окне по-прежнему никого не было видно…

– Не показывается!.. Спит крепко! – сказал один из врачей.

Я повернулась к ним, и мне показалось, что сестры с испугом смотрят на темное отверстие окна… В улочке было уже темно от длинных лунных теней. Лица казались страшными. Все как-то быстро стали прощаться и ушли к свету, на освещенную улицу. Там толпа оживленных людей двигалась, смеялась, говорили все одновременно, и все были в приподнятом праздничном настроении.

Я вошла в сени… Не встретила никого. Даже дневального не было видно… Поднялась на второй этаж… И тут была полная тишина. Нигде ни одного огонька… Ни малейшего движения… Что же это такое? Неужели все спят? Или не вернулись из церкви? Подошла к нашей двери и открыла ее… Тишина здесь чувствовалась еще сильнее. «Точно могила…» – подумала я. Луна сбоку освещала полкомнаты. Вижу с порога, что Ваня лежит на кровати…

– Христос воскресе!.. Ваня!.. Вставай!..

Но он ничего не ответил… Я подошла к самой кровати и нагнулась, чтобы поцеловать его:

– Христос вос… – И вдруг почувствовала что-то липкое и тепловатое… – Ваня!! – Схватила его голову и повернула к себе…

Еще теплая рука крепко сжимала револьвер…

Часть третья. Поход на Мосул

Глава 1

Три дня я пролежала в лазарете. За мной неотступно ухаживали сестры Феничка и Маруся. По очереди они всю ночь сидели у моей постели. Не оставляли меня и днем. Я не спала ни одной минуты и не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Казалось, что жизнь кончилась… Ушла вместе с душой Вани. Я не чувствовала тела. Не было и мысли… Я видела сестер; приходил доктор Бакин, брал мою руку, щупал пульс и говорил:

– Очень слабый…

Я видела, как сестра Маруся плакала и гладила мою руку… Я не замечала ни дня, ни ночи и не было воли, чтобы закрыть веки…

– Не спит?

– Нет, доктор. Лежит все время с открытыми глазами…

– А все же ничего снотворного ей давать нельзя! Сердце плохо работает, пульс слабый.

Пришел доктор Евсеев. Постоял, посмотрел и ушел.

Пришел Гайдамакин.

– Барыня, сегодня похороны барина… – Что-то резко и больно кольнуло в сердце! – Сколько несчастий за эти дни у нас в транспорте случилось. Баринов Киргиз (лошадь) ослеп в первый день Пасхи. Ветеринарный фельдшер Акименко пошел посмотреть ее – и сам ослеп тоже. Он теперь здесь в лазарете лежит…

Гайдамакин ушел. Пришел доктор Бакин.

– Тина Дмитриевна, сегодня похороны вашего мужа. Можете пойти туда?..

– Доктор, да ведь она не может ни двигаться, ни говорить. Сердце едва бьется! – сказала сестра Маруся. – Лучше ее не трогать!..

– Нет! Как раз я думаю, что ей это принесет пользу! Надо, чтобы она снова увидела его… Дайте ей крепкого кофе и безотлучно будьте с ней…

– Я сейчас встану и пойду, – с трудом сказала я пересохшим языком.

– Ну, вот и хорошо! – Доктор сел на