Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

убивать зверей? Зверей он больше не убивал — это занятие навсегда осталось в прошлом. Но позади дома между яблонями стоял деревянный козел с мишенями — старыми банками и горшками, — и в первые годы отставки он ходил сюда перед ужином потренироваться в меткости.

В начале 1960-х состав Секретариата сократился вдвое. Секретари, заведомо близкие к первому, — Кириченко, Фурцева, Поспелов, Аристов и Игнатов — были понижены в должности. Их заменил Фрол Козлов, а три кандидата в члены Президиума — Косыгин, Николай Подгорный, сменивший Кириченко на посту главного коммуниста Украины, и председатель Совмина РСФСР и бывший крымский босс Дмитрий Полянский — были повышены до полноправных членов.

На Западе такие перестановки связывали с U-2: «консерваторов» раздражала примиренческая внешняя политика Кремля. Они ругали сокращение вооружений, и этот инцидент подлил масла в огонь[726]. Но кадровые перестановки в мае 1960 года еще не были результатом «ослабления» Хрущева. Наоборот, он понижал в должности своих сторонников не от слабости, а потому, что чувствовал свое почти всевластие.

Первый секретарь хотел результатов и стремился менять назначенцев на более способных. Расставание с верным Иваном Серовым, сначала смещенным с поста в КГБ, а потом и в Главном разведывательном управлении после разоблачения Пеньковского как двойного агента в разгар Карибского кризиса, объяснимо — провал спецслужб. В 1957-м с должности министра иностранных дел уволили Шепилова за недостаточное исполнение инструкций Кремля во время Суэцкого кризиса. Беляев и Кириченко не оправдали доверия. Аристов, один из самых верных сторонников Никиты Сергеевича, потерял пост ответственного за РСФСР в Секретариате ЦК, так как был «слишком спокойным человеком»[727]. Игнатов и Фурцева были слишком заняты межпартийными интригами. Правда, по рассказам Екатерины Алексеевны, интригами была занята не она, а продвигаемый Хрущевым Козлов.

Хорошо известна история, как осенью 1961 года министр культуры попыталась убить себя — дома в ванной она вскрыла вены после того, как ее не избрали в Президиум ЦК. Сама Екатерина Алексеевна считала, что Козлов постарался ее убрать, используя союз их детей — дочь Фурцевой Светлана вышла замуж за сына Козлова, Олега. Говорит мама: «С Катиных слов — Фрол решил, что два родственника в одном Президиуме не нужны, и подставил ножку Кате таким аргументом: министр обороны не член Президиума, министр иностранных дел не член, а почему министр культуры. Этот довод отца убедил, а она на это отреагировала очень бурно. Но потом говорила мне, что это не было предательством; не папа это затеял, поэтому зла она не держит».

Прабабушка Нина осуждала коммунистку. А мама Юля, наоборот, осуждала Нину Петровну за отсутствие сочувствия и сразу же поехала в больницу в Кунцево, в недавно открытую ЦКБ для членов правительства. «Катя лежала белая, бледная, с перевязанными руками и чуть не заплакала, когда я вошла в палату, — вспоминала мама. — Я была одна из немногих, кто ее поддержал, и она это ценила. А они ведь с папой так раньше дружили, были единомышленниками. Мы с усовской дачи пешком ходили к ним в Ильинское смотреть, как Катя играет в волейбол; она мячи очень красиво отбивала, и отец ею невероятно восхищался. Она часто к нам на дачу приезжала, они говорили о делах, вырабатывая совместную „линию партии“; пили папин любимый армянский коньяк. Он ради нее всегда просил приготовить борщ с пампушками. Но после ее выздоровления вел себя ужасно — устроил разнос прямо на заседании, упомянув „климакс“ и „дамские капризы“. Катя все это пережила, и молодец, ушла с головой в культурные дела».

Сам Никита Сергеевич вины не чувствовал и понижение Фурцевой дома объяснял по-другому: в 1961 году была объявлена денежная реформа, старые 100 рублей заменили на новые десять. Людей нужно было примирить с необходимостью этого шага. «Заводы волновались, и мы ее отправили в Ленинградскую область выступить о политике партии. Весь ее вид — прическа, костюмы — говорил, что она оторвалась от народа. Рабочие спросили, какая у нее зарплата; она, глупая, ответила 28 000, имея в виду старые деньги, но было поздно, поднялся шум. Еле удалось их возмущение успокоить. Пришлось убрать».

Объективные или необъективные, перестановки партийцев не могли разрешить проблему хозяйствования, но они отражали неуверенность и раздражение и так раздражительного первого секретаря.

Он сам «стрелял себе в ногу» перетрясками. С одной стороны, требовал лучшей экономики, жалуясь, что на Западе конкуренция и прибыль залог успеха, а мы не можем из-за плановой системы[728]. С другой — с нетерпимостью советской идеологии искоренял ростки такой конкуренции в СССР. В начале 1960-х Хрущев решил закрутить гайки против «цеховиков» — взяточников и спекулянтов — тех, кто в условиях дефицита пытался заткнуть предпринимательские дыры.

Уголовный кодекс пополнился целым рядом жестких законов. Валютчик, взяточник или расхититель, обогатившийся больше чем на 100 000 рублей, теперь мог получить высшую меру наказания. Суровая кара, предложенная первым секретарем для борьбы с преступлениями по наполнению личных карманов, не была новым явлением в отечественном уголовном праве. После революции 1917 года махинации черного рынка приравнивались к особо опасным преступлениям вплоть до расстрела. Но тогда почти все преступления против нового государства считались особо опасными, а теперь страшные меры установили по настоянию человека, который требовал справедливости к узникам ГУЛАГа. Он пытался смягчить политические преступления, но экономические были для него непростительны. В начале своей карьеры он был противником нэпа и таковым остался почти до самого ее конца.

Была и еще одна причина. Американские гиды выставки 1959 года говорили мне, что в нетерпимости Хрущева «виноват» Никсон. Во время «кухонных дебатов» вице-президент сказал, что из-за недостатка выбора появляются всевозможные спекулянты. Этот разговор подтвердил его переводчик Акаловский: «Никита Сергеевич разозлился, что Никсон знает о СССР что-то, чего он не знает, еще и бросает ему в лицо с наставлениями». Хрущев повернулся к какому-то помощнику: «Разберитесь, что это там американцы врут». Сергей Федосеев (в прошлом резидент Берии в Белграде), который отвечал за контрабанду и валютные операции в незадолго до этого созданном 2-м управлении КГБ — оно занималось контрразведкой, — говорил, что доклад об экономических преступлениях, вскоре представленный первому секретарю, подтверждал информацию вице-президента[729]. И Хрущев ответил на это суровым законом.

Черный рынок западных денег был невероятно прибыльным. Все началось с Московского фестиваля и хрущевской собственной политики международных обменов. Ученые, писатели, актеры, спортсмены стали ездить за кордон. Счастливым командировочным разрешалось поменять от 15 до 30 рублей, около 60 долларов. Но чтобы иметь достаточно денег на технику и другие иностранные диковинки, они были готовы покупать валюту по