Королевство Кипр и итальянские морские республики в XIII–XV веках - Светлана Владимировна Близнюк

Королевская чета, без сомнения, являлась донатором при строительстве и росписи храма[1923]. Данная фреска является еще и наглядным, а также ярчайшим доказательством имитации Лузиньянами символики власти византийских императоров. Коленопреклоненные перед распятием король и королева изображены в роскошных пурпурных мантиях на манер византийских с золотыми полосами, расшитыми зеленым узором. Кроме того, на королеве видна изыскано вышитая пурпурная же туника. Королевские короны богато украшены драгоценными камнями. Без сомнения, мы наблюдаем церемониальные королевские одежды — символы царственности, могущества, величия, богоизбранности, богатства и одновременно претензии на преемственность власти от Византийской империи. Повседневный же костюм короля, напротив, был совершенно европейским и отвечал всем требованиям тогдашней европейской моды. В штутгартской рукописи "Дневника Георга фон Ехингена" сохранился портрет короля Жана II Лузиньяна.

Портрет короля Жана II, помещенный в "Дневник Георга фон Ехингена" под именем некоего кипрского короля Филиппа, может вызывать некоторые сомнения в его реальном сходстве с оригиналом. Георг фон Ехинген, будучи совсем молодым человеком, сразу после посвящения его в рыцари был отправлен в путешествие по Европе и латинскому Востоку, совершил паломничество в Святую землю, во время которого посетил также Родос, Кипр, Дамаск и Александрию в 1454–1455 гг. На обратном пути из Александрии он остановился на Кипре и был, по его словам, радушно принят королем (gantz gnedig und wol von dem küng gehalten), к которому у него было рекомендательное письмо от Великого магистра Родоса (die fürdernusz von dem hochmaister)[1924]. Во время его путешествия королем Кипра был Жан II Лузиньян. В рукописи Ехингена помещены 9 цветных портретов королей, при дворах которых он побывал во время путешествия. Портреты написаны им самим, о чем он сам повествует, предваряя портрет Карла VII, короля Франции[1925]. Все рисунки явно выполнены рукой одного человека, который к тому же создавал их, руководствуясь определенным образцом, если не сказать трафаретом: похожие одежды, фигуры, украшения, манера изображения гербов. Насколько изображение Жана II соответствует реальной внешности короля, сказать трудно, ибо других его портретов не сохранилось. Однако если сравнить рисунки, например, короля Франции Карла VII или английского короля Генриха IV, сделанные Ехингеном с другими известными портретами этих людей, то можно заметить явное сходство между ними с той лишь оговоркой, что все написанные им лица выглядят значительно моложе того, что он мог застать на самом деле. Из письменных источников известно, что король Жан II Лузиньян был довольно тучным человеком, особенно в конце жизни, когда Ехинген имел счастье быть при его дворе. Перо Тафур, видевший короля в возрасте 16–17 лет, говорит, что король был приятной внешности, крупного телосложения, очень хорошо сидел в седле, однако ноги у него были столь толстые, что, без сомнения, в коленях (por el jarrete) они были почти такого же размера, что и бедра (como poco ménos por el moslo)[1926]. На портрете же мы видим достаточно стройного человека, по фигуре и одеждам похожего на короля Франции Карла VII, короля Шотландии Якова II, Альфонса V Португальского или короля Сицилии и герцога Калабрии Рене Анжуйского. Справедливости ради надо признать, что художник попытался изобразить Жана II чуть более солидным и увеличить объем его ног по сравнению с другими коронованными особами. Ошибка в имени короля, сделанная и в легенде рисунка, и в самом тексте[1927], заставляет думать, что и дневник, и рисунки были созданы по памяти или по каким-то имевшимся наброскам, спустя много лет после путешествия. Они могли создаваться в разное время, ибо сам дневник написан на бумаге, а портреты нарисованы на пергамене и приложены к тексту дневника. На одном листе рукописи сохранился такой явно незаконченный портрет-рисунок[1928]. Вероятно, это не что иное, как зарисовка, эскиз к портрету короля Венгрии Ладислава V[1929]. Похожая стилистика изображения Жана II Лузиньяна и других европейских королей в одинаковых одеждах говорит о том, что художник воспринимает и помнит кипрского короля точно таким же, как и всех остальных, с кем ему довелось общаться. Кроме того, можно сказать, что Лузиньяны следили за модой и в этом смысле ничем не отличались от других королей Европы.

Иллюстрация V.18. Würtenbergische Landesbibliothek Stuttgart. Cod. hist. qt. 141. f. 92.

Иллюстрация V.19. Würtenbergische Landesbibliothek Stuttgart. Cod. hist. qt. 141. f. 84, 97, 89, 93.

Иллюстрация V.20. Würtenbergische Landesbibliothek Stuttgart. Cod. hist. qt. 141. f. 87, 80.

В одной из туринских рукописей сохранилось единственное живописное изображение дочери Жана II и Елены Палеолог королевы Кипра Шарлотты, наследовавшей трон сразу после смерти своего отца. Однако это достоверная, как считается, но всего лишь репродукция, сделанная в 1621 г. Якопо Гримальди с фрески госпиталя св. Духа, во время ее римской ссылки[1930]. На портрете Шарлотте 32 года, она изображена как королева Иерусалима, Кипра и Армении в короне Лузиньянов, которую имела по праву рождения и на которую претендовала и после смещения ее с трона сводным братом Жаком III Бастардом.

Иллюстрация V.21. Шарлотта Лузиньян. 1621. Archivio di Stato di Torino. Corte. Museo Storico[1931].

Небольшое количество произведений светского искусства эпохи Лузиньянов, изображений королей и кипрских аристократов, примеров светского строительства, дошедших до наших дней, вовсе не означает, что кипрская знать не заказывала свои портреты и статуи, что для нее было чуждо желание окружить себя творениями европейских мастеров и при возможности пригласить их к себе.

Тяга королевского двора к произведениям изобразительного искусства становится понятной из письма венецианского гуманиста Лудовико Джустиниани, написанного, вероятно, в начале 1440-х годов и адресованного королеве Кипра Елене Палеолог. В нем он сообщает, что отправил ей в подарок какую-то картину, которая "почиталась и уважалась высочайшими королями, принцами и философами"[1932]. Это письмо написано как благодарность королеве за некое благодеяние, оказанное королевской четой автору или членам его семьи, близким ему людям: "debeam, propter immortalia erga meos, ac me beneficia" (я обязан, за незабываемое благодеяние к моим (близким — С.Б.) и ко мне)[1933]. Отправленная картина является