Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

штаба пришел молодой офицер Ваня Сапожников и сказал, чтобы мы не разворачивали много вьюков, так как завтра утром отряд выступит дальше рано и у нас не будет времени, чтобы уложиться и навьючить лошадей, и можем задержать весь отряд.

– Генерал просит вас всех ужинать в штаб, – добавил он. – Ужин в штабе уже варится, – сказал он на наш отказ идти по его приглашению. – А у вас ведь нет еще ничего, и если ваши санитары начнут готовить сейчас, то вы будете есть ваш ужин ночью. Ведь завтра вас чуть свет разбудят сигналом, и все должны быть готовы к выступлению, – резонно говорит он.

– Хорошо, мы придем, – сказала Софья Мефодиевна.

Но Феничка зафыркала и захихикала истерически:

– Нет! Я ни за что не пойду туда! Там всё важные офицеры да генералы, а я – замарашка, грязная.

– Да что вы, сестра! Разве в гости вас приглашают? Просто по-походному генерал заботится, чтобы все были сыты и здоровы.

Но упрямую хохлушку-казачку трудно было убедить резоном… Она так и не пошла ужинать с нами. Мы пошли вдвоем с Софьей Мефодиевной. При штабе были повара и служители, и все у них было приспособлено: посуда и люди. На ужин подали вареного барашка, хлеб и чай. Вот и все. Хотя было еще не поздно, но мы с Софьей Мефодиевной едва сидели. Глаза слипались. А все остальные, во главе с генералом, разговаривали и обсуждали события сегодняшнего дня. Все много смеялись над адъютантом Вачнадзе, мул которого упал в реку, но в конце концов спасся и нашел своего хозяина, неразлучного друга в походе. После короткого ужина мы сразу ушли и стали устраивать свои постели. Санитары разбили для нас маленькую палатку, нарубили веток и настлали их толстым слоем. Поверх их мы положили одеяла и сразу все трое улеглись.

– Знаете, несмотря на тяжелую обстановку похода, я чувствую себя гораздо крепче за эту неделю, чем в лазарете, где у нас было, конечно, больше удобств и комфорта! – сказала Софья Мефодиевна. – Там я все время чувствовала слабость и никак не могла окрепнуть как следует. И есть никогда не хотелось… А здесь, видели, как все ели этого вареного барашка?! Чуть ли не с шерстью и костями!.. И я могла бы съесть и больше! Да совестно как-то стало… А вы, Феничка, что ели?

– Мы с санитарами сварили чай…

Утром проснулись от беспокойного и приятного звука рожка.

– Вставайте! Вставать! – Тишкин хлопает каким-то прутом по палатке и говорит: – Все уже повставали! Уже вьючат лошадей.

Мы быстро вскочили, оделись и вышли из палатки. Солнца еще нет, но уже светло. Хорошо бы выпить чаю или кофе! Но варить его нет времени. Санитары быстро сняли нашу палатку и заворачивают в нее подушки и одеяла. Вдруг крик:

– Змея! – под ветками и одеялами, на которых мы спали, мирно свернувшись в кольцо, лежала змея! Ей, видно, спалось неплохо в нашем тепле.

Быстрыми шагами шел к нам доктор Жуковский и нес стакан горячего кофе.

– Тина Дмитриевна, выпейте! Больше нет, только для вас принес, – говорит он, протягивая стакан, и сразу уходит. – Не опаздывайте! Отряд сейчас выступает, – бросает он на ходу.

Мы садимся на лошадей и смотрим, как вытягивается впереди пестрой лентой наш отряд. Скоро тронемся и мы. Все уже готово, и все на местах. Когда очередь дошла до нас, мы тоже втянулись в общую линию и выбрались на тропу, которая шла вдоль высокого дубового леса, все время поднимаясь выше и выше. Вид отсюда на только что оставленную нами стоянку был великолепен!.. Луг, на котором был разбит лагерь, издали казался особенно ярко-зеленым, а река – широкой и гладкой, как зеркало под лучами только что вышедшего из-за гор солнца… Утро было прекрасно! А если еще прибавить, что все мы были молоды, здоровы и сильны и самая мысль о войне, борьбе и убийстве казалась нелепостью и просто не занимала никого из нас… все вокруг говорило только о жизни и красоте ее…

Весь день мы то поднимались на страшные кручи в буквальном смысле на хвостах лошадей, то сползали с них по едва заметным карнизам отвесных скал над пропастями. Но все же большую часть дня мы шли пешком, ведя в поводу лошадей. Часто до нас доходила команда: «Стой!» – останавливаемся и садимся куда попало. А через минуту слышим опять: «Двигайтесь!» Тропа настолько узка, что негде было сделать привала для еды! Так весь день и шли. У кого был с собой хлеб, тот едет и жует помаленьку. Делится и с другими, а у кого ничего нет пожевать – курят…

Снова раздается: «Стой…» Я слезла с лошади и села на горячий камень. Рядом со мной сел казак. Он ехал позади меня. За ним шли Феничка и женщина-врач, а дальше обоз Красного Креста и санитары. Казак дельно, хозяйственно вытащил из-за голенища сапога сухую корку черного хлеба, отломил кусок и не спеша стал жевать.

– Хочите, сестра, корочку?! Нате, пожуйте маленько. До вечера-то еще далеко, а раньше вечера никак остановки не будет, – он отломил кусок корки и протянул его мне. Я не хотела этой корки, которая весь день была у него за голенищем сапога! Но, если я скажу ему, это может его обидеть. Выручила меня сестра Феничка. Она шла к нам, пробираясь среди лошадей и помахивая узелком.

– Тина Дмитриевна, ведь вы голодны? Вот я принесла вам галеты и несколько кусочков сахару. С галетами это выходит очень вкусно! – говоря это, она уселась рядом со мной, развязала узелок и протянула мне свое угощение. В узелке оказались только крошки, похожие на ржаные отруби… Сахар мы отдали казаку, для которого он с хлебом – большое лакомство. Крошки выбросили….

Солнце опустилось уже совсем низко, а мы всё идем и идем… Нигде нет сколько-нибудь подходящего места для ночлега. Наконец тропа стала шире, не так крута, и мы смогли ровнее сесть в седле…

– Сестра, хочите пожевать корочку хлеба? – опять предлагает казак. – У меня еще есть немного.

Я с раннего утра ничего не ела, и теперь под ложечкой жжет, а во рту горечь.

– Дай, пожалуйста, если есть лишний кусок!..

Казак вытащил из-за голенища корку хлеба, разломил ее пополам – одну половину дал мне, а другую стал есть сам. Тропа расширилась, и мы с ним могли ехать рядом.

– У меня за голенищем чисто! Я там завсегда вожу ложку и хлеб. Ешьте – не брезгуйте!..

Как-то сразу вдруг наступила ночь. Несколько минут тому назад был еще день и