Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

была скатиться в пропасть. Кто-то из начальства сверху крикнул: – Завяжите ей глаза! – Ей накинули на голову мешок, и лошадь, не видя пропасти, одним духом взбежала наверх. Весь штаб сидел наверху и наблюдал за подъемом отряда. Пришла и моя очередь. Я веду свою лошадь в поводу и начинаю восхождение.

– Ну, ну, сестра, держитесь! – кричат казаки, окружают мою лошадь и кричат на нее: «Хо, хо, хо!» И лошадь вдруг сама заспешила; быстро, скачками стала взбираться, наступая мне на пятки. Подъем был невероятно крут и – сплошная голая скала! Но не очень длинный. Не успела я и дух перевести, как была уже наверху.

– Браво, сестра! – раздается недалеко от меня. Кто-то взял у меня повод моей лошади; усаживает меня на камень. – Отдохните! Нате вот воды.

К пересохшим и потрескавшимся моим губам поднесли маленькую крышку от фляжки, где воды-то было не больше двух глотков. Но они меня привели в чувство и освежили.

– Молодчина, сестра! Прямо настоящий кавалерист!

Я открываю глаза и вижу: стоит передо мной весь штаб во главе с начальником отряда генералом Левандовским. Я быстро встаю. Генерал помогает мне и говорит:

– Это было самое трудное место. Теперь будет легче. Пойдет спуск.

Я взяла повод из рук офицера и поблагодарила его. В это время к нам подошли Феничка и Софья Мефодиевна. Они едва одолели подъем. Феничка с истерическим смехом все повторяла:

– Вот наконец поднялись! Не свалились.

А Софья Мефодиевна потеряла одно стекло из пенсне. Вид у нее был смешной и совсем растерянный. Она беспомощно щурила близорукие глаза и взволнованно говорила:

– Вот и мы наконец благополучно взобрались!

Генерал был очень мил и внимателен ко всем.

– Садитесь, сестры, отдыхайте. Ваше имущество еще не скоро поднимут. Вьюки, может быть, придется на руках поднимать; лошади с грузом не берут этой голой скалы. Пробовали высекать ступеньки, но скала только звенела от ударов кирки, а ступенек так и не могли вырубить.

Пришла очередь подниматься и нашим лошадям! Первая же лошадь, тяжело нагруженная посудой, заскользила, стала пятиться, затем упала на передние ноги, перевернулась и покатилась в пропасть. Ремни ее вьюка лопнули и нагруженный на нее огромный котел, опережая лошадь и подпрыгивая на камнях, полетел как бомба. Из внутренности котла посыпались оловянные тарелки, ложки и другие мелочи нашего хозяйства. И все это понеслось с грохотом и звоном в пропасть и в поток. Лошадь тоже, кувыркаясь и обдирая бока о камни и деревья, катилась в пропасть и, взмахнув копытами, бултыхнулась вслед за своей поклажей в бурлящий поток. Все стояли и смотрели на трагедию бедного животного, но никто ничем помочь ей не мог… Только сестра Феничка, плача, подсчитывала потери.

– В чем мы теперь будем варить суп? Как мы будем кормить раненых? Вся посуда погибла! Галеты, мешок с крупой, палатка для санитаров… Все, все погибло!

Вдруг крик. Сорвалась вторая лошадь и так же, кувыркаясь, катилась в поток, а за ней катились чемоданы, свертки с постелью. Мы смотрели в ужасе. Неужели и эта – наша лошадь? Софья Мефодиевна, бледная, пенсне свалилось с носа, в полном отчаянии.

– Мы не можем идти дальше! Все наше имущество погибло! Не с чем будет работать! – Кричит старшего санитара: – Тишкин! Тишкин! Где наши инструменты и перевязочные материалы?! У нас все погибло! Мы не можем идти дальше! Мы сейчас же должны вернуться обратно!..

Никто однако не обращает на нее никакого внимания, и подъем отряда продолжается своим чередом. Пришел снизу какой-то офицер и доложил начальнику отряда, что почти все уже поднялись. Внизу остались еще несколько вьючных лошадей, но их сейчас поднимут. Штаб сел на коней и пошел дальше. Вскоре поднялись к нам и наши казаки и сказали, что все благополучно и что можем и мы двигаться дальше. Мы сели на лошадей и после небольшого и легкого подъема вышли на высокое плоскогорье, где было много прохладнее. Перед нами открывался вид на громадное волнистое пространство. Река Заб казалась голубой лентой далеко внизу. За ней были горы, покрытые густым и, как потом мы узнали, дубовым лесом. Сначала мы ехали по совершенно открытой местности. Но скоро пошли дубовые рощи. Стало еще прохладнее. Солнце все так же ярко, но сюда, под деревья, его лучи не проникали, и мы шли в густой тени. Часа через полтора начался очень пологий спуск, а вскоре мы вышли из леса. Вдали мы увидели мост, по которому наш отряд перешел реку Заб. Некоторые части отряда уже перешли его и, свернув с тропы, спускались к самой реке, где было ровное место, покрытое травой и небольшими кустами. Берег казался почти плоским; река в этом месте разлилась широко и текла тихо, спокойно.

– Не иначе как будем делать привал! – говорит казак, ехавший рядом со мной. – Кони шибко притомились. Да и люди тоже. Страсть, как все пить хотят. Место, видать, подходящее, вода, луг зеленый. Самое место для коней.

И он не ошибся в своих предположениях. У моста стоял казак и всех направлял на луг, к воде, где уже разбивали лагерь. Мы подъехали туда же, и нам указали место для нашего перевязочного пункта. Это было около самой воды и кустов.

Как только мы слезли с лошадей, сейчас же пошли к реке пить. Но не успели мы дойти до воды, как нас позвали и сказали, что сырую воду пить нельзя. Санитары стали ставить палатки, разводить костер и варить воду для чая. Хорошо! Пить эту воду нельзя, а мыться-то в ней можно?.. Мы пошли, сели на берег, сняли обувь и опустили ноги в воду. Ах, как хорошо после жары и пыли чувствовать прохладу и свежесть воды. Но вдруг из-за кустов, по течению, выплыла на нас страшная лошадиная голова… Мы в ужасе выскочили из воды! Но и голова последовала за нами и тоже полезла на берег… Мы перепугались и стали кричать! Прибежали казаки, солдаты. Из воды вышла израненная и ободранная лошадь. То был мул одного из адъютантов генерала Левандовского, который сорвался на подъеме и свалился в реку. Несчастный мул едва стоял на ногах. Кожа на боках содрана до крови; одно ухо почти оторвано; одну переднюю ногу держал на весу. Седла на муле не было, как не было и чемоданов хозяина. Все обступили и осматривали бедное животное.

Становиться на ночлег было еще рано. Но после трудного перехода все страшно устали, а впереди неизвестно еще когда попадется подходящее место для лагеря. Поэтому приказано было на этой стоянке заночевать. Из