Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

class="p1">Гитлеровский режим держит в руках Германию, у него реальная власть. Только власть, которой он обладает, и способна прикрыть чудовищную бессмысленность его действий и всех его притязаний. Представьте себе, чтобы секта, не имеющая в своем распоряжении народа, над которым можно глумиться, во всеуслышание заявила: «Мы окружим Францию, отберем у нее колонии и превратим ее в провинцию. Мы укрепимся на Средиземном море, перережем британские морские коммуникации и расчленим Британскую империю. Центральная Европа, как доказывает течение ее рек и расположение ее горных цепей, — немецкая земля. Мы покорим ее и вторгнемся в Советский Союз, из-за Украины, которой не можем пользоваться. Что остается? Америка, считающая себя плавильней рас. Как бы не так! Наша раса — избранная, она справится с остальными. Мы возьмем и Америку».

Секту, которая, не имея за собой конкретной силы, выступила бы с подобным планом, сочли бы шайкой безумцев. Но, судя по чудовищной их программе, правители Германии — это и есть шайка, шайка в буквальном смысле слова. Германия — великая держава цивилизации в те времена, когда она занята своими собственными делами. Перед лицом мировых держав, которые она собиралась разбить, Германия каждый раз оказывалась державой в начальной стадии, причем, как выяснилось в ходе событий, начало было неверно. Неверна до абсурда и сегодняшняя программа, в том числе фраза: «Если удастся, то без войны». Не удастся ни без войны, ни с ее помощью, но пахнет войной — и это в момент, когда людские резервы зачинщика, единственный фактор его силы, смертельно истощены. Ослабить немцев физически, добиться их духовной деградации, загнать их в экономический тупик и деморализовать; а попутно, опираясь на их быстро убывающие силы, завоевать мир — вот она, цель.

Только власть, у него имеющаяся, позволяет гитлеризму делать приготовления, которые фактически ничего не подготовляют. Видимость остается видимостью, и ни сила, ни деньги не могут вдохнуть жизнь в иллюзию. У мира, который хотят покорить, пытаются отнять его духовную основу. Пытаются притупить любовь к свободе, а эта любовь — самое важное для народов, желающих устоять против агрессоров. Но разве можно хитростью или лицемерием выманить у людей инстинкт самосохранения? Напротив, только теперь демократии начинают понимать, какие потери им угрожают. Что же касается немцев, то теперь они знают о свободе гораздо больше, чем во времена, когда им еще разрешалось быть христианами и социалистами, бороться за повышение жалованья, зарабатывать деньги законным путем и не скрывать своих мыслей. Репрессии — кто настолько несведущ в вопросах человеческой природы, чтобы ждать чего-то хорошего от репрессий? Только шайка, дорвавшаяся до власти и потому вконец распоясавшаяся.

Пропаганда, которую ведет гитлеризм во всем мире, даже по подсчетам тех, кого она призвана уничтожить, обходится в двадцать миллионов фунтов. Но если она кого-либо и уничтожает, то только немцев, ибо они оплачивают мираж своей нищетой. На германские университеты денег не хватает, зато не скупятся на немецкие школы за границей, разъездные театры и радиовещание на иностранных языках. Предаваясь безумным мечтам о духовном онемечении мира, обрекают на гибель Германию. Мечтают о том, чтобы народы мира лишились, наконец, духовных корней, утратили свои традиции, свою культуру и веру в себя, после чего они бы стали легкой добычей. «Культурная» пропаганда гитлеризма, рассчитанная на удушение всеобщей культуры, дополняется террористическими актами и шпионажем. Бесчисленное множество политических агентов, которыми одна страна наводнила все остальные, то и дело замышляемые покушения, заговоры и подкупы — все это окутывается величайшей тайной; у столпов режима хватает глупости считать свои тайны нераскрытыми. На переднем плане, в ярком свете рампы, прекрасный оркестр услаждает столицы мира старинной немецкой музыкой, и, как это ни нелепо, режим полагает, что они примут эту музыку за музыку режима и отнесут на его счет не террористические акты, а музыку.

Действия, подготавливающие великий мираж, сами по себе иллюзорны. Никто никогда не жил в таком расхождении с действительностью, в таком полном расхождении с очевидной действительностью. Не только немцы, которых приносят в жертву, но и режим, который ими жертвует, вызывает в конечном счете сожаление, если вообще заслуживает сожаления тот случай, когда глупость человеческая не знает обычных границ. Режим, помыкающий Германией, тянет человечество назад — впрочем, он этого хочет и ищет в этом своего спасения. Упорно проводя идеологию бесчеловечности — а везде прекрасно видят, что это только уловка, — режим вынужден непрестанно опровергать ее своими делами. Он берет себе в союзники лондонское Сити со всеми его евреями и заключает договор с маршалом-большевиком. Тем не менее кое-что от идеологии остается: в отличие от прежних времен, «мораль» теперь не «подразумевается сама собой», что было, как-никак, некоторым ограничением; нет, мораль — это просто-напросто враг. Стоит тебе победить нравственный закон — и твоя власть уже не знает границ. Звездное небо над головой и нравственный закон в груди — притворщикам все нипочем. В действительности же они никого и ничего не удалили из нравственного мира; стало быть, они также ничего, и никого навсегда не удалят из мира политического. Только самих себя. В нравственном плане их не существует уже сейчас. Политическое поражение предвосхищено нравственным.

Мир по горло сыт бесчисленными хитросплетениями и глупой ложью. Народные фронты — это прежде всего борьба за простую правдивость, это моральный принцип в политической форме. Правительства чаще всего погибают от лжи, говорит Карлейль. Слова о том, что политика кое-где стала заговором против народов, принадлежат Гольбаху. Один философствовал, когда приближалась французская революция, другой писал ее историю. Накануне настоящих переворотов моральные проблемы всегда делаются первостепенными. Их пытаются оттеснить на задний план, когда совершают ложные «революции». Основательнейшим предприятием второго рода несомненно является национал-социализм, почему он и побивает аморальностью своих предшественников. У народа, которому лишь предстояло учиться применению свободы, национал-социализм отнял лучшую часть его «я», лишив его свободы и каких бы то ни было прав. Взамен ему предложили великую иллюзию мировой политики. Заговор против народа непременно должен отвлечь последний от внутренних завоеваний приманкой завоеваний внешних, и безумная мировая политика — не только иллюзия выскочек, но и хитрость воров.

Если немцы сейчас заботятся о своем Народном фронте, то они, наверно, знают, что с приоритетом внешней политики надо покончить. Предмет и цель Народного фронта — не чужие земли, а Германия — где завоевать можно гораздо больше, чем в каком-либо ином месте. Завоевать можно широкие просторы страны, имеющей сто тысяч моргенов залежных земель. На земле немецких латифундий можно поселить куда больше людей, чем в каких-то дальних колониях. Справедливой заработной платы не обеспечат рабочим ни победоносные, ни