100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

сохранилось и монументальное напоминание о нем. Речь идет о Московских триумфальных воротах, открытых в 1838 году, еще при жизни полководца, в память об одержанных им победах в Русско-персидской и Русско-турецкой войнах.

Бес попутал

Вечерний прием в Большом Стрельнинском дворце близился к завершению. Уже готовились кареты к отъезду гостей, когда дежуривший на часах унтер-офицер Александр Маймадов с ужасом увидел, что мебель на дворцовой террасе беспорядочно разбросана, некоторые стулья валяются на земле. Слуг, явившихся навести порядок, ожидал неприятный сюрприз. Исчезли бархатный коврик, покрывавший один из столов, а также шкатулка, фигурка льва и бронзовая чернильница…

Одновременно возникла и другая неприятная ситуация. На запятках кареты, поданной к подъезду для фрейлины Пилар фон Пильхау, не обнаружилось выездного лакея Андрея Бубнова. Его нигде не могли отыскать. Кучер же оказался настолько пьян, что едва держался на козлах. Сняв его с повозки, дворцовые служители с удивлением обнаружили при нем пропавшие с террасы предметы, за исключением емкости для чернил. На вопрос, откуда они у него, кучер отвечал, что «ему отдал лакей и приказал беречь».

Отправив ездока в полицию, во дворце приступили к поискам лакея, и заметил его около двух часов ночи всё тот же часовой Маймадов. Нетрезвый Бубнов мирно дремал на дворцовом плацу и далеко не сразу сообразил, что происходит. В карманах лакея лежали чернильница и «от фигурки льва крылышки». Когда его удалось немного привести в чувство, он заявил, что ничего не помнит и не знает, брал ли с террасы вещи.

На следующий день протрезвевший лакей дал более внятное объяснение. По его словам, накануне он прибыл к дворцу на запятках фрейлинского экипажа, помог своей госпоже выйти, а затем отправился в помещение для слуг, чтобы поскорее снять промокшую от дождя ливрею. После этого возвратился в карету и вместе с кучером поехал в ближайший трактир пить чай с ромом «для согрева». Но, так как ранее слуга уже пропустил в Петергофе стаканчик белого вина, новая порция алкоголя оказалась для него чрезмерной.

«Как я отправился к Стрельнинскому дворцу и что там наделал, совершенно ничего не помню, потому что, выпивши эти рюмки рому, я совершенно обеспамятовал», – признавался Бубнов.

Показания кучера Василия Невзорова дополнили картину. Он также сообщил, что, вымокнув под дождем, распивал в трактире ром с лакеем, имени которого не знает, так как выезжал с ним в Стрельну в первый раз. «Лакей очень пьянел и я, видя его хмельным, посадил в карету, отправились на свое место, где я просил лакея лечь спать, чтобы он проспался», – рассказал возница. Однако тот «ушел из кареты неизвестно куда», а спустя некоторое время принес кучеру Невзорову завязанный узел с вещами. Велел присмотреть, а сам снова исчез. После этого кучера и взяли с поличным… «Делать похищений сам я не думал и вещи принял на сохранение от лакея не за краденые», – оправдывался он.

Лакея Бубнова привезли в Придворную контору в Петербурге, заведовавшую дворцовым хозяйством и прислугой Императорского двора. Несколько дней его убеждали сознаться в краже, однако он твердо держался первоначальной версии: был пьян и ничего не помнит. Допуская, что в Стрельне с ним действительно что-то случилось, поскольку «руки замараны чернилами», лакей полностью отрицал наличие злого умысла.

Обер-гофмаршал (главноуправляющий придворным хозяйством) граф Андрей Шувалов предложил исключить Андрея Бубнова из Придворного ведомства. Однако окончательное решение судьбы лакея оставалось за министром Императорского двора Владимиром Адлербергом. Тот получил прошение от жены лакея, умолявшей о снисхождении, и, заинтересовавшись ситуацией, затребовал подробные сведения о провинившемся. Выяснилось, что 38-летний Бубнов, сын служителя Конюшенного ведомства, состоит при дворе больше двадцати лет, прошел путь от дворцового работника до лакея и аттестовался «очень хорошо». На содержании у него находились две малолетние дочери.

Похвальный отзыв о Бубнове представила министру камер-фрейлина (придворная дама высокого ранга) Екатерина Тизенгаузен, внучка фельдмаршала Кутузова, при которой лакей Бубнов состоял в течение нескольких лет. Учитывая это обстоятельство, а также то, что проступок в Стрельне стал первым и совершен «в пьяном, без всякого сознания, виде», Адлерберг проявил милосердие. Андрея Бубнова не стали увольнять со службы, а разжаловали из лакеев в истопники Таврического дворца «впредь до удостоверения в совершенной безукоризненности его поведения». Восемь лет спустя его повторно произвели в лакеи, и таковым он оставался до самой смерти в январе 1882 года.

После кончины Бубнова его вдова подала в Придворную контору бумагу с просьбой исключить штраф из формулярного списка супруга. Приняв во внимание, что до и после досадного эпизода в Стрельнинском дворце лакей вел себя безупречно, министр Императорского двора Илларион Воронцов-Дашков дал согласие. Это позволило вдове Бубнова беспрепятственно получить пенсию за 45-летнюю службу своего кормильца.

«Ваши галоши, мадам!»

«Дворянин Болдышев послал свою супругу по очень важному делу к одному из знакомых в Чернышев переулок. Часовая стрелка показывала десять часов вечера, но супруга не возвращалась», – сообщала читателям «Петербургская газета» от 6 февраля 1883 года. Когда обеспокоенный муж лично отправился на поиски благоверной, ему сообщили, что она побывала в назначенном месте, но уже довольно давно ушла.

Проведя бессонную ночь в догадках и предположениях, Болдышев утром следующего дня обратился в полицию. Выяснилось, что накануне его супруга, посетив Чернышев переулок (ныне – ул. Ломоносова), направлялась домой, но по дороге встретила знакомую, которая предложила зайти в ближайшую гостиницу «попить чайку».

«Чай, портвейн и в конце концов почти бессознательное состояние дам», – констатировалось в газетной статье. Выйдя на улицу в приподнятом настроении, Болдышева потеряла галоши и принялась разыскивать их, припевая и отпуская шутки. Собралась толпа зевак, с любопытством наблюдавшая за не вполне адекватным поведением дамы.

Некто Петров, державший на руках ребенка, первым заметил потерянную обувь и обратился к Болдышевой: «Мадам, вот ваши галоши – берите». Однако вместо благодарности веселая барыня подняла галошу и погналась за добровольным помощником, «напутствуя его ударами по спине».

На шум явился городовой, попытавшийся угомонить дебоширку, но тоже оказался побитым. В итоге использовавшуюся не по назначению галошу у Болдышевой все-таки отобрали, а воинственную даму отвели в участок.

Судья, рассматривавший дело, постановил «за нарушение тишины» арестовать героиню происшествия на пять суток, а за оскорбление полицейского – еще на два месяца. Супруг Болдышевой, верно, не раз пожалел, что не отправился по важному делу в Чернышев переулок самостоятельно…

Из любви к искусству