100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

с нами и велел подать самого слабого пуншу или, лучше сказать, лимонаду», – зафиксировал в дневном журнале будущий этнограф Владимир Даль. А вот Дмитрию Завалишину запомнилось, что пунш оказался крепким настолько, что сопровождающий юношей князь Ширинский-Шихматов вынужден был на непонятном для августейших хозяев русском языке предупредить: «Не пейте, друзья мои, очень крепко»…

Гардемарины посетили главную базу шведского военно-морского флота в Карлскруне. «Корабли шведские, не только по моему мнению, но и по мнению людей, знающих хорошо кораблестроение, на вид безобразны и некрасивы», – поделился впечатлениями Владимир Даль и добавил, что местный артиллерийский арсенал «несравненно хуже кронштадтского».

После этого бриг «Феникс» взял курс на Копенгаген. От имени короля Фредерика VI, отсутствовавшего в городе, приемом и угощением гардемаринов занимался директор Морского кадетского корпуса контр-адмирал Ханс Кристиан Снидорф. «Сей летами и знаниями почтенный муж», как характеризовал его князь Ширинский-Шихма-тов, лично знакомил юных моряков с датской столицей, приглашал на балы и в театр, где для них открывали королевскую ложу.

«Под предлогом доставить удовольствие нам веселился и весь город», – отмечал в мемуарах Завалишин. Среди прочего для петербуржцев устраивали поездки в загородные дворцы и замки, сопровождавшиеся пикниками и танцами. Посетили они и прославленный Шекспиром замок Эльсинор и «останавливались пить чай на месте, где являлась Гамлету тень отца его».

В начале сентября 1817 года приказом по Морскому кадетскому корпусу объявлено о возвращении 12 гардемаринов из учебного плавания. Дежурному штаб-офицеру предписывалось всех их «числить при Корпусе налицо и включить на порцию».

И пусть не все гардемарины, совершившие путешествие на «Фениксе», в дальнейшем связали судьбу с морем, совершенное ими плавание, несомненно, оставило яркий след в их жизни. В 1825 году из-за ветхости бриг разобрали, в полном соответствии с названием он возродился тремя годами позже – в состав Балтийского флота вошло одноименное судно новой постройки.

Шпиль в карьере

К середине XIX столетия стало очевидно, деревянная конструкция соборного шпиля Петропавловской крепости непрочна и уязвима. Он достаточно часто страдал от сильных ветров – крест и фигура ангела давали крен, от них отрывались листы металлической обшивки. Для ремонта каждый раз приходилось возводить громоздкие строительные леса на высоту свыше 100 м, что требовало серьезных финансовых расходов. Комиссия, обследовавшая в 1856 году состояние шпиля, пришла к выводу, что целесообразно заменить деревянную основу на металлическую.

В объявленном конкурсе на лучшую конструкцию металлического шпиля победил проект, предложенный 35-летним инженером-механиком Дмитрием Журавским. Выпускник Института Корпуса инженеров путей сообщения, ученик выдающегося математика академика Михаила Остроградского, он уже проявил себя на строительстве Николаевской железной дороги, соединившей Петербург и Москву. Возведение трассы потребовало сооружения большого количества мостов, проектированием которых и занялся Дмитрий Иванович. В формулярном списке о службе инженера особо отмечалось: «Наиболее употребляем был при мостовых работах».

Собственно, строительство мостов – основная специализация Журавского. Наибольшую известность ему принес Веребьинский мост, построенный в 1851 году над глубоким речным оврагом в Новгородской губернии, он оказался самым высоким и протяженным железнодорожным объектом России. Этот мост изображен на одном из барельефов, украшающих постамент памятника императору Николаю I на Исаакиевской площади.

За «отлично усердную службу и труды по сооружению Петербурго-Московской железной дороги» Журавский «высочайше пожалован» чином подполковника и орденом Св. Владимира IV степени, а в 1855 году за научное сочинение, в котором обобщался опыт строительства мостов, получил Демидовскую премию, присуждавшуюся Академией наук…

Что же касается конкурса на конструкцию шпиля Петропавловского собора, то Журавский обошел в своих идеях и расчетах главного конкурента – ведущего архитектора того времени Константина Тона. В итоге император Александр II поручил Журавскому руководить перестройкой одного из символов Петербурга.

В 1857 году начался демонтаж прежнего шпиля. Использовавшийся для его обшивки листовой металл складировали в одном из казематов Трубецкого бастиона. Случилась неприятность – лом выставили на продажу, но, когда покупатели явились в крепость и начали его взвешивать, выяснилось, что не хватает порядка 55 пудов меди и 23 пудов листового свинца. Журавский винил начальство Петропавловской крепости. По его словам, ключи от склада имелись лишь у служителей крепостной команды.

Пока шло расследование, Журавский продолжал руководить работами. Осенью 1858 года колокольня была готова, с обновленным металлическим шпилем она достигла высоты 122,5 м (увеличившись более чем на 10 м) и приобрела свой нынешний облик.

Одновременно завершилось и следствие. Итоги его оказались парадоксальными, за семь месяцев комиссии не только не удалось обнаружить виновных в похищении меди и свинца, но и хотя бы приблизительно выяснить, как значится в документах Российского государственного исторического архива, «каким образом вещи эти пропали». В результате «крайним» сделали все-таки Журавского, поскольку хранение снятых с прежнего шпиля материалов являлось его прямой обязанностью как строителя.

Однако аудиториат Главного управления путей сообщения и публичных зданий (высший суд ведомства) учел, что проект Журавского обошелся казне более чем на 30 тысяч руб. дешевле по сравнению с предложениями архитектора Тона, а произведенная им перестройка шпиля заслужила «полное одобрение начальства». В итоге убытки от пропажи металла, оцененные в 1628 руб. с копейками, отнесли на счет казны, а руководителю работ лишь «поставили на вид» недостаточный контроль над действиями своих подчиненных. Каких-либо последствий для дальнейшей карьеры инженера-механика этот инцидент не имел и даже не нашел отражения в формулярном списке.

В 1861 году Журавский назначен членом Совета Главного общества российских железных дорог, которое занималось развитием железнодорожной сети в империи, через пять лет за усердную службу в нем произведен в генерал-майоры. В следующее десятилетие Журавский активно работал над переустройством Мариинской водной системы, соединяющей бассейн Волги с Балтийским морем, а в 1877 году назначен директором Департамента железных дорог.

Находил он время и для научных изысканий, будучи активным участником Русского технического общества, а выведенная им в ходе проектирования мостов формула вошла в учебники по сопротивлению материалов… Увы, многолетняя интенсивная служебная деятельность пагубно отразилась на состоянии его здоровья. Он скончался в 1891 году в Петербурге, не дожив месяца до своего 70-летия.

Портрет раздора

Лицейский доктор Франц Осипович Пешель несказанно удивился, из добротной рамы красного дерева, аккуратно убранный под стекло, на него смотрел его собственный портрет, о существовании которого он, признаться, уже совсем позабыл. Обернувшись к хозяину квартиры профессору Якову Ивановичу Карцову, врач вежливо попросил возвратить ему рисунок, однако в ответ получил шутливый, но твердый отказ…

И Пешель, и Карцов – личности примечательные. Оба принадлежали к «золотому», пушкинскому, периоду Царскосельского лицея (1811–1817 гг.), коллегами по