100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

телеграфу вызвали подмогу из столицы, однако быстрее всех на помощь пришли жители Царского Села и крестьяне соседних с императорской резиденцией деревень. В столичной газете «Голос» по этому поводу отмечалось: «Вся Кузьминская деревня поголовно прискакала со своими пожарными инструментами (которые, как говорят, даже лучше городских), а из Павловска явились жители деревни Федоровки». Увы, их усилий оказалось недостаточно, и огонь продолжал распространяться по третьему этажу в сторону дворцовой церкви Воскресения Христова.

Очевидец событий генерал-майор Петр Мейер (он составил «памятную записку» о пожаре, ныне хранящуюся в Российском государственном историческом архиве) указывал: «Дойдя до церкви, огонь приостановился, как бы в раздумье, собираясь с силами, и потом, пробившись далее, опять рассвирепев, быстро обнял купола церковные».

Была опасность, что ветер перекинет огонь на прилегающие к дворцу кварталы, по свидетельству Мейера, в ту ночь весь город «был под облаками дыма». Прибывшим из Петербурга пожарным расчетам удалось справиться с огненной стихией только в восьмом часу утра…

Во время происшествия во дворце находился император Александр II со своей семьей (апартаменты государя и императрицы Марии Александровны располагались в Зубовском флигеле). Узнав об огне, царь «изволил прибыть на место пожара и находился все время до прекращения оного». Император лично распоряжался о выносе вещей из горящего здания и церкви, благодаря чему удалось спасти свыше двухсот предметов дворцового интерьера (диванов, стульев, кресел, зеркал, ваз), несколько десятков картин и икон (все предметы перенесли в здание Китайского театра).

По счастью, пожар обошелся без жертв. Как следует из архивных документов, борцам с огнем удалось с помощью веревки даже благополучно спустить из окна дворянку Витебской губернии Антонину Лобецкую, ночевавшую в буфетной комнате у своего жениха – дворцового работника Сергея Титова (сам он ранее покинул здание без посторонней помощи). Единственным пострадавшим оказался виновник несчастного случая Иван Бахтин, с ожогами лица и легкой лихорадкой его доставили в Царскосельскую городскую больницу, где он провел две недели.

Материальный ущерб от огня был весьма значительным. Сильнее всего пострадала дворцовая церковь, пламя уничтожило пять венчающих ее золоченых куполов и живописный плафон в алтаре, а также часть убранства – оказались повреждены фасад дворца, Лицейский флигель и располагавшиеся на третьем этаже комнаты учителей детей Александра II. Всего, по подсчетам Царскосельского дворцового правления, погибло имущества на сумму 3528 руб. 9 коп.

В Министерстве Императорского двора началось детальное разбирательство. Чрезвычайное происшествие вскрыло целый ряд давних безобразий в императорской резиденции. Главноуправляющий дворцовыми правлениями Яков Захаржевский заявил о «неизвинительной беспечности, нерадении, самовольстве и неисполнении служебной обязанности дежурными придворнослужителями».

Так, например, отец и дядя виновника пожара Ивана Бахтина много лет служили гоф-фурьерами (заведовали прислугой) Большого Царскосельского и Александровского дворцов, и оба вызывали нарекания своим пристрастием к спиртному, «слабостью и нераспорядительностью». Они не только сами употребляли на службе, но и скрывали от начальства «людей не совсем трезвого поведения».

Однако заменить их было некем. Как отмечал Захаржевский, из придворных служителей Царского Села неоднократно забирались «лучшие люди» для несения службы в Зимнем дворце, а взамен таковых «назначались бракованные»…

Выяснилось, что дежуривший в ночь пожара камер-лакей (старший лакей) Алексей Стариков не обошел все служебные помещения, как требовала должностная инструкция. «Если бы он, подойдя к двери, отворил ее, как надлежало, для поверки дежурства, то увидел бы Бахтина, спящего на диване при горящей свече, и распорядился бы, сообразно обстоятельствам», – констатировалось в документах.

Еще одним виновником признали истопника Александра Клокина, который, будучи старшим, отпустил Бахтина в баню до вечера (где тот «заправился» алкоголем), а сам, никого не ставя в известность, покинул дворец и ночевал дома, хотя должен был оставаться на службе вместе с Бахтиным.

Министерство двора пришло к выводу, что необходимо наказать всех причастных к пожару. В итоге Бахтина, Старикова и Клокина «высочайшим повелением» исключили из «придворного звания» с обязательством в течение года приписаться к одному из существующих сословий. Четвертым пострадавшим оказался работник Сергей Титов, которому поставили на вид самовольный привод невесты на рабочее место.

Одному из наказанных, Старикову, царь спустя год, откликаясь на его просьбу, даровал прощение. Царь принял во внимание преклонный возраст (60 лет, из которых 42 были проведены на службе), положение вдовца и наличие четырех несовершеннолетних дочерей. Старикову назначили пенсию и выдали паспорт как отставному придворному служителю.

Что же касается дворца, то в нем сразу после пожара начались восстановительные работы, а на случай новых происшествий оборудовали водопровод и пожарные краны. К счастью, они не пригодились, пожар 1863 года оказался последним для Большого Царскосельского дворца в XIX столетии.

«Петербург. Столыпину»

В личном Фонде Петра Аркадьевича Столыпина в Российском государственном историческом архиве хранится свыше тысячи телеграмм и более 250 писем, полученных им после покушения на его жизнь, произошедшего 12 августа 1906 года на Аптекарском острове. Они переплетены в специальные кожаные папки – очевидно, их хотели сохранить как память о проявлении широкой общественной поддержки премьер-министра в тяжелую минуту…

В тот субботний день Столыпин вел обычный прием посетителей на занимаемой им с семьей казенной даче. Около трех часов дня к дому подъехал экипаж, из которого вышли переодетые в жандармскую форму боевики революционной организации «Союз максималистов», выделившейся из партии эсеров. Необычные посетители вызвали подозрение швейцара: у них на головах были каски, отличавшиеся от установленного жандармского головного убора. Он преградил дорогу террористам, однако те силой ворвались внутрь и взорвали привезенные в портфелях бомбы.

Дача была разрушена, погибли до 30 человек, десятки получили ранения. Тяжело пострадали дети Столыпина, находившиеся в момент покушения на балконе и сброшенные взрывной волной на набережную: у пятнадцатилетней Натальи раздроблены ноги, трехлетний Аркадий ранен в голову, сам премьер-министр чудом оказался невредим.

В тот же день он получил телеграмму от Николая II из Петергофа: «Не нахожу слов, чтобы выразить свое негодование. Слава Богу, Вы остались невредимы. От души надеюсь, что Ваши сын и дочь поправятся скоро, также и остальные раненые».

Телеграммы в адрес Столыпина направили многие члены императорской фамилии. Отметим, что все письма и телеграммы по поводу покушения, имеющиеся в Фонде Столыпина, выдержаны в сочувственном ключе. Возможно, были и негативные отклики, но их, по всей видимости, переправляли из канцелярии в местные охранные отделения для «профилактической» работы с авторами. До самого премьера они, скорее всего, не доходили.

Телеграммы поддержки премьер-министру прислали уездные и губернские дворянские собрания. На многих – карандашные пометки Петра Аркадьевича. «Благородные мысли Ваши укрепляют мою твердую веру в скорое наступление лучших для России дней. Для этого нужно водворение порядка