100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

Что касается дальнейшей судьбы студентов-черносотенцев, то в прессе об этом есть лишь короткое упоминание. Один из студентов (без указания фамилии) перешел из Академии в юнкерское училище, а другой покинул «Союз русского народа». Еще один персонаж этой истории, штаб-офицер Наполеон Клембовский, до 1917 года успел получить чин полковника, а спустя четыре года после революции бежал из Петрограда в Финляндию. Оттуда он перебрался во Францию, где состоял членом воинских эмигрантских организаций. Скончался в 1945 году в возрасте 78 лет.

Служебный недосмотр

Летом 1854 года в Санкт-Петербургском земском суде рассматривалось дело о трагическом происшествии, случившемся в Троице-Сергиевой пустыни близ Стрельны. Там происходили масштабные строительные и хозяйственные работы, поскольку Николай I поручил настоятелю монастыря архимандриту Игнатию (Брянчанинову) сделать его «образцовым в глазах столицы».

Как значится в документах Российского государственного исторического архива, ради этого было решено «перестроить вновь с самого фундамента» храм во имя преподобного Сергия Радонежского.

Для руководства работами пригласили архитектора Министерства внутренних дел, академика и преподавателя Императорской Академии художеств Алексея Максимовича Горностаева, обладающего обширной практикой церковного строительства. За его плечами имелся опыт построек для Валаамского монастыря на Ладожском озере, а в 1852 году за приспособление для нужд Римско-католической духовной коллегии бывшей усадьбы Державина на набережной реки Фонтанки Папа Римский Пий IX наградил зодчего золотой карманной медалью с собственным портретом.

Весной 1854 года мастер посетил пустынь и утвердил план разбора существующего Сергиевского храма. Поскольку был он очень занятым человеком, то не мог постоянно присутствовать в монастыре и поручил

непосредственный надзор десятнику (старшему над группой рабочих), а сам «приезжал в неделю два и три раза». В ходе разборки церковного здания произошло чрезвычайное происшествие: обрушилась часть стены. Под завалами оказались двое рабочих, один погиб на месте, другого с тяжелыми травмами доставили в больницу, где он вскоре скончался…

А дальше началась долгая тяжба о том, какова мера ответственности в случившемся архитектора Горностаева. Земский суд постановил, что происшествие «относится к обстоятельствам непредвиденным» и персональной ответственности за него никто не несет. Однако вышестоящая инстанция – Палата уголовного суда – с этим выводом не согласилась. По ее мнению, следовало установить степень виновности зодчего, отвечавшего за строительные работы в монастыре…

Сведения о трагедии в пустыни дошли до Николая I, который со своей стороны также распорядился «взыскать с виновного в неосторожности». В итоге Правительствующий Сенат возвратил документы дела в Палату уголовного суда с указанием «истребовать заключение насчет действий архитектора, производившего перестройку церкви».

После этого Горностаев имел весьма неприятный личный разговор с министром внутренних дел Дмитрием Бибиковым. Подробности этой беседы не сохранились, но известный своим суровым нравом однорукий ветеран Бородинского сражения, несомненно, поставил зодчему на вид столь прискорбный служебный недосмотр.

Летом 1855 года дело передали в «профильное» ведомство – Главное управление путей сообщения и публичных зданий. Обстоятельства происшествия анализировались судебным органом управления (Аудиториатом) в течение нескольких месяцев. В результате был сделан вывод о том, что архитектор Горностаев не подлежит ответственности за гибель рабочих во время разборки здания, так как «он в это время при работах не был и, не имея возможности постоянно находиться на оных, по службе в Министерстве внутренних дел, дал десятнику наставления в отношении предосторожностей».

Однако возглавлявший ведомство генерал-лейтенант Константин Чевкин отказался утвердить заключение Аудиториата. С его точки зрения, Горностаев заслуживал «строгого замечания с внушением», поскольку такая сложная и опасная работа, как разборка стен здания, должна была осуществляться исключительно под его личным надзором. После этого Аудиториат представил главноуправляющему новый доклад, в котором указывалось, что архитектор Горностаев все-таки «подлежит ответственности».

В итоге в феврале 1856 года Горностаеву объявили «строгое внушение, чтобы впредь при подобных работах, в отношении предосторожностей от несчастных случаев, был внимательнее». При этом начальство в лице сменившего Бибикова министра внутренних дел Сергея Ланского приняло в расчет «отлично усердную службу» архитектора и его «постоянные ежедневные обязанности по содержанию в исправности зданий министерства». Поэтому полученное взыскание не отразилось в формулярном списке Горностаева, а в апреле того же года ему «всемилостивейше пожалован» орден Св. Станислава II степени.

Возведенный по проекту Горностаева пятиглавый Сергиевский храм освятили осенью 1859 года. В перестроенном виде здание сохранилось до наших дней и признано объектом культурного наследия федерального значения. Сам зодчий умер три года спустя в возрасте 54 лет и похоронен на кладбище Троице-Сергиевой пустыни.

Веселая вдова

«Как при жизни мужа, так и по смерти его, она обращала на себя внимание развратным своим поведением, нахальством, чрезвычайно строптивым характером и дерзостью», – так столичный обер-полицмейстер Иван Анненков осенью 1865 года описывал нрав вдовы коллежского асессора Паулины Шишкиной, жившей в доходном доме на Большой Конюшенной улице… Документы Российского государственного исторического архива свидетельствуют, что скандальная дама успела в некотором смысле сделаться «достопримечательностью» Петербурга, хотя, надо признать, весьма специфической.

Постоянно вступая в бытовые конфликты с окружающими, вдова чиновника вызывала настоящий поток жалоб на свое поведение. Правда, авторы претензий, как правило, отзывали их из-за «нежелания порядочных людей иметь с нею какое-либо дело». Часто меняя адреса съемных квартир, Паулина Петровна всюду оставляла у соседей и домовладельцев живую и очень недобрую память.

Проживая в доходном доме генерал-лейтенанта Максимовича на Невском проспекте, она регулярно заводила драки с прачкой и портнихой, а дворнику однажды досталось от нее бутылкой по голове за неучтивый отказ пойти за пивом по просьбе дамы. Несладко приходилось и комнатной прислуге, которая жаловалась на оскорбления и побои буйной хозяйки…

Своего племянника она довела до такого отчаяния, что он несколько раз сбегал от нее к совершенно чужим людям, которые в конечном итоге сжалились над мальчиком и за собственный счет отправили его к родственникам в Вильно.

Прославилась «асессорша» и в свете. Явившись летом 1864 года на маскарад в Большом театре (сейчас на этом месте находится Санкт-Петербургская консерватория), где проводилась моментальная лотерея, Шишкина, прикрываясь маской, вырвала из рук одного из посетителей билет на выигранный ковер и, запихнув к себе в карман, во всеуслышание заявила, что ранее она его потеряла. К огорчению Паулины Петровны, распорядитель праздника оказался в курсе ее хитрости, и, когда она обратилась за призом, ей было отказано.

После этого случая веселая вдова продолжила посещать маскарады в Большом театре и «навязчивостью своей обратила на себя внимание