100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко

(ныне – Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена) проживало около тысячи кормилиц. Они делились на три группы, каждая из которых в установленные часы получала в общей столовой чай, обед и ужин.

Возмущение вспыхнуло, когда служители подали суп без мяса. Раздались крики: «Не будем есть суп без мяса. И так голодны. Для Масленицы хотя бы блинов дали!» Смотритель и эконом заведения попытались успокоить кормилиц, однако их появление только подлило масла в огонь.

«Несколько кормилиц стали бросать чашки и тарелки на пол, – рассказывалось в газетной статье. – Толпа разгневанных женщин окружила представителей администрации». Одна из дам даже порывалась надеть на голову должностному лицу миску из-под супа, но эта попытка не удалась.

Директор воспитательного дома действительный статский советник Даниил Щербачев принял энергичные меры к прекращению безобразий. По его распоряжению, служители приготовили пожарные рукава, которые провели по коридорам на случай возникновения огня, и предупредили кормилиц: если те не прекратят буянить, их начнут поливать водой…

Обед второй группы кормилиц уже прошел без инцидентов, хотя, по словам репортера, «служители продолжали стоять наготове с пожарными брандспойтами на руках».

Шесть наиболее активных бунтовщиц задержали, трех из них затем уволили, а остальные, как сообщала газета, обратились к администрации заведения «с раскаянием» и просили оставить их в воспитательном доме.

Подводя итоги, «Петербургский листок» констатировал, что с возмущением кормилиц администрация справилась своими «домашними мерами», без привлечения полиции, и пообещала послабления в порядках.

Ситуация с питанием кормилиц улучшилась, но ненадолго. В следующем году началась Первая мировая война, и дополнительными средствами на воспитательный дом власти уже не располагали. В 1918 году, после революции, бывшее императорское заведение и вовсе упразднили, а здания на Мойке отдали под Педагогический институт.

Мадонна Аракчеева

«В соборе села Грузино, былой резиденции всесильного временщика графа А.А. Аракчеева, находится дивное изображение Богоматери с Божественным младенцем на руках. Недавно село Грузино посетила группа петербуржцев, любителей старины», – сообщала своим читателям газета «Петербургский листок» 25 января 1910 года. Визит столичных гостей обернулся скандальной сенсацией: якобы изображение Богоматери оказалось «с секретом».

«Аракчеевская Мадонна» служила одной из главных достопримечательностей храма во имя Апостола Андрея Первозванного. Разумеется, ее продемонстрировали приехавшим гостям.

«Петербуржцы были поражены художественностью работы, – отмечалось в газетной статье. – Им объяснили, что “Мадонну” по специальному заказу графа Аракчеева писал в двадцатых годах прошлого столетия какой-то знаменитый итальянский художник».

Среди экскурсантов оказался некий знаток эпохи Аракчеева, который заявил, что лик Богоматери является портретом печально известной Анастасии Минкиной – любовницы и домоправительницы графа, убитой в 1825 году крепостными за жестокое обращение. Младенец на руках Мадонны, по его словам, изображал сына Минкиной, «прижитого ею от временщика».

Старожилы села рассказали о том, что изображение Минкиной долгое время висело в спальне временщика, который «часами плакал и молился перед Мадонной». Затем картину перенесли в Андреевский собор.

Приезжие любители старины надолго задержались у «Аракчеевской Мадонны», и кому-то из них даже показалось, что складки одежды Мадонны «образовывали собой портрет самого графа Аракчеева»…

Церковное ведомство было весьма обеспокоено шумихой вокруг иконы. Поскольку с точки зрения духовенства изображение собственной наложницы в образе Богоматери являлось кощунством, решили убрать «Аракчеевскую Мадонну» из собора.

История привлекла внимание признанного специалиста в области русской портретной живописи XVIII–XIX веков архивариуса Государственного совета Александра Александровича Гоздаво-Голомбиевского. В марте 1910 года он опубликовал в издававшемся в Петербурге журнале «Старые годы» статью под названием «Напрасный переполох». В ней автор доказывал, что сделанное петербургскими гостями открытие «есть в значительной степени недоумение, напрасно смутившее новгородскую епархиальную власть».

По словам искусствоведа, изображение, вызвавшее переполох, уже давно известно специалистам и не заключало в себе «ничего иконоподобного», оно не имело нимба и сияния, а само место, отведенное для него в приделе Андреевского собора, – незаметно, и никто перед ним не молился.

В действительности картина (именно так именовал ее Гоздаво-Голомбиевский) создана не «итальянским мастером», а художницей Екатериной Болотниковой в 1822 году (по его словам, в нижней части изображения имелась соответствующая надпись). Изображать великосветских дам в образе мадонн с младенцами, как отмечал знаток живописи, было весьма модным в 1820-1830-е годы, и подобная практика никого не смущала.

«Могу сказать по личному опыту, что в усадьбах и домах, нередко в спальнях над постелью, висели у наших бабушек и прабабушек подобные же мадонны, – утверждал Гоздаво-Голомбиевский. – Им не молились, но ими восхищались».

В статье отмечалось, что изображение Мадонны из собора села Грузино имеет очень мало общего с известными портретами домоправительницы Аракчеева Анастасии Минкиной. Достоверных изображений ее сына Михаила (который, впрочем, по мнению историков, не родной, а приемной) ни в младенчестве, ни в зрелом возрасте не сохранилось, а потому утверждать, что он изображен в образе Христа на руках у Богоматери, невозможно.

Что же касалось портрета самого графа Аракчеева, будто бы расположенного в складках одежды Мадонны, это «наблюдение» искусствовед характеризовал исключительно как результат «предвзятой мысли и яркого воображения».

«Думается, что нужна осмотрительность и осторожность в деле сенсационных открытий, способных смутить многих, – заключал свою статью Гоздаво-Голомбиевский. – В изображении же Мадонны, принадлежавшей Аракчееву, как кажется, ничего кощунственного усмотреть нельзя».

В итоге к мнению искусствоведа прислушались, и «скандальная» картина осталась на своем прежнем месте в Андреевском храме.

К сожалению, дальнейшая судьба изображения неизвестна. По всей видимости, «Аракчеевская Мадонна» утрачена, очевидно, это произошло после революции 1917 года или во время Великой Отечественной войны, когда Грузино оккупировали немецкие войска и все усадебные постройки, включая Андреевский собор, погибли…

Кража в Янтарной комнате

Когда к токарных дел мастеру Шроде зашел молодой человек, назвавшийся дворцовым истопником Василием Деардтом, и предложил купить ракушку из янтаря, тот сразу же заподозрил неладное, похоже было, что вещь краденая!.. Случилось это летом 1852 года в Царском Селе.

Дальше события разворачивались так. Шроде притворился, будто бы у него сейчас нет денег, и посоветовал юноше зайти на следующий день. Тот не стал спорить и даже согласился оставить ракушку. А токарь на следующее утро отправился в Екатерининский дворец…

Там его направили к заведующему прислугой Большого Екатерининского дворца гоф-фурьеру Дмитриеву. Дмитриев не сразу поверил, что хищение и последующая попытка сбыта были обставлены столь дилетантски. Тем не менее, придя в Янтарную комнату, он убедился, что в одной из шкатулок действительно не хватало ракушки. Тогда гоф-фурьер приказал разыскать истопника Деардта и напрямую спросил, брал ли тот ювелирное изделие. «Виноват, взял», – отвечал тот.

Незадачливого