Раннее христианство. Том II - Эрнест Жозеф Ренан

всего уступают более сильные. В действительности с каждым днем победа склонялась на сторону Павла. Каждый вновь обращенный язычник перетягивал чашу весов на его сторону. Кроме Сирии, христиане-иудеи были повсюду как бы затоплены волной новых обращенных. Церкви Павла процветали; они обладали практическим смыслом, стойкостью мысли и денежными средствами, которых не было у других церквей. Церковь эбионитов, напротив, беднела с каждым днем. Деньги церквей Павла служили для поддержания существования прославленных нищих, неспособных что-либо заработать, но обладавших живым преданием духа первоначальных времен. Их высокое благочестие и строгость нравов вызывали преклонение в общинах, составленных из христиан языческого происхождения; последние старались им подражать и усваивать себе их добродетели. Вскоре даже наиболее выдающиеся члены римской церкви не могли уже отличать одних от других. Тогда взял верх кроткий и примирительный дух Климента Римского и Св. Луки. Договор мира был подписан. Согласно изложению автора «Деяний», было установлено, что Петр обратил первых язычников; он первый освободил их от ярма закона; Петр и Павел стали оба считаться двумя главами, двумя основателями церквей в Риме. Петр и Павел превратились в две половинки нераздельной четы, в два светоча, подобно солнцу и луне. Чему учил один, тому учил и другой; они всегда находились в согласии, боролись с общими врагами и оба были жертвами предательства Симона Волхва; в Риме они жили, как два брата; римская церковь — их общее создание. Первенство этой церкви было упрочено на многие века.

Таким образом, из примирения партий и умиротворения первоначальных распрей выросло великое единство — католическая церковь, церковь Петра и Павла, чуждая соперничества, запечатлевшего собой первый век христианства. Больше уступчивости проявили церкви Павла; но зато они же и восторжествовали. Упорные эбиониты остались в иудействе и сделались участниками его косности. Местом указанного превращения был Рим. И великая христианская судьба этого удивительного города уже вписывалась в историю сияющими буквами.

В особенности занимала умы смерть апостолов; она давала повод к самым различным комбинациям. Ткань легенды в этом отношении создавалась инстинктивной работой, почти настолько же повелительной, как и та, что создала легенду об Иисусе. Конец жизни Петра и Павла был a priori, заранее предначертан. Утверждали, что Христос возвестил мученический конец Петра так же, как он предсказал и смерть сыновей Заведеевых. Чувствовалась как бы необходимость в смерти соединить примиренные насильно лица. Рассказывали — и, может быть, в этом не были далеки от истины, — что оба апостола умерли вместе, или, по крайней мере, вследствие одного и того же события. Места, которые считали освященными этой кровавой драмой, были рано установлены и отмечены памятниками (memoriae). В подобных случаях воля народа всегда берет верх. Легенда ретроспективно создает историю, какой бы она должна была быть и какой она никогда не бывает. Еще недавно в Италии не было общественного места, где бы вы не встретили рядом портретов Виктора Эммануила и Пия IX, и общее верование считало, что эти два человека как представители принципов, примирение которых, по общему чувству, необходимо для Италии, в сущности хорошо ладили друг с другом. Если бы в наше время подобные намерения создавали историю, мы бы в один прекрасный день прочли в документах, считающихся серьезными, что Виктор Эммануил и Пий IX (к ним бы, вероятно, присоединили еще и Гарибальди) тайно виделись друг с Другом, друг друга любили и понимали. В средние века также, ради умиротворения ненависти доминиканцев и францисканцев, старались доказать, что основатели этих орденов были братьями, жили в самых лучших отношениях, что у них сначала были одни и те же правила и св. Доминик препоясывался веревкой св. Франциска.

В отношении Петра и Павла работа легенды совершалась плодотворно и быстро. Рим и его окрестности, особенно же дорога в Остию, быстро наполнились воспоминаниями, относящимися, по общим уверениям, к последним дням жизни обоих апостолов. Целая масса трогательных инцидентов — бегство Петра, видение несущего крест Иисуса, «камо грядеши», последнее прощание Петра с Павлом, встреча Петра с женою, Павел на Сальвийских водах, Плавтилла, посылающая покрывавший ее волосы платок, чтобы завязать глаза Павлу, — все это дало прекрасный материал, которому недоставало только искусного и в то же время наивного редактора. Но было уже поздно; вдохновение первой христианской литературы уже истощилось; ясность рассказчика «Деяний» была утрачена; тон более не поднимался выше уровня сказки или романа. Из массы одинаково апокрифичных обработок ничего уже нельзя было выбрать; напрасно старались прикрыть эти слабые рассказы самыми почтенными именами (псевдо-Лин, псевдо-Маркелл); римская легенда о Петре и Павле осталась навсегда в зачаточном состоянии. Ее больше рассказывали набожные гиды, чем серьезно читал кто-нибудь. Она осталась чисто местным произведением. Ни один текст не был принят для чтения в церкви и не получил авторитета.

Многие из вас, господа, увидят Рим. Так вот, если вы сохраните добрую память об этих лекциях, побывайте, в воспоминание обо мне, на Сальвийских водах, alle tre fontane, за базиликой св. Павла, «вне стен». Это одно из красивейших мест римской Кампаньи — пустынное, сырое, печальное и зеленое. Глубокое понижение почвы, обрамленное широкими горизонтальными линиями, не нарушаемыми ни одной яркой подробностью, привлекает туда свежую, прозрачную воду. Там все дышит лихорадкой, плесенью гробницы. Там поселились трапписты и добросовестно практикуют свое религиозное самоубийство. Придя туда, присядьте там, но не надолго (там быстро можно схватить лихорадку), и, пока траппист принесет вам воды, бьющей из тех мест, куда, трижды подскочив, упала голова св. Павла, вспомните о том, кто беседовал с вами здесь об этих легендах, о том, кого вы слушали с такой любезностью и таким доброжелательным вниманием.

РИМ — СТОЛИЦА КАТОЛИЧЕСТВА

Значение тех или других церквей в первоначальной христианской общине находилось в зависимости от их непосредственно апостольского происхождения; это было совершенно понятно. Гарантией ортодоксальности являлась преемственность епископов, в главных церквах восходящая до апостолов. Прямая связь с апостолами сильнее всего обеспечивала чистоту учения, которая ставилась чрезвычайно высоко. Что же можно было сказать о церкви, основанной сразу двумя апостолами — и Петром и Павлом? Ясно, что в глазах верующих такая церковь должна была получить несомненное превосходство над другими, и упрочение подобного убеждения было самым выдающимся проявлением умелой тактики римской церкви. С этих пор судьбы римской церкви определены. Исполнив свою светскую роль, город Рим взялся за другую; он стал городом священным, вроде Иерусалима. То самое христианство, с которым Рим так ревностно боролся, он сумел обратить в свою пользу: трудно человечеству устоять против власти тех, кого судьба испокон века