Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

конечным результатом большинства рассматриваемых мнений. Не приходится поэтому удивляться, когда в новейшей, здесь большей частью обойденной литературе по данной теме проявляется явное стремление отказаться от универсального разрешения тотемистической проблемы как от недостижимого; так, например, у Гольденвейзера в «J. of Amer. Folk-Lore XXVIII» (1910; реферат в «Britannica Year Book». 1913). При передаче этих противоречащих одна другой гипотез я позволил себе отвлечься от их временной последовательности.

1) Происхождение тотемизма

Вопрос о возникновении тотемизма можно сформулировать следующим образом: как первобытные люди пришли к тому, чтобы называть себя (свои племена) по животным, растениям и неодушевленным предметам?[363]

Шотландец Мак-Леннан, открывший для науки тотемизм и экзогамию[364], воздержался от обнародования какого-либо взгляда на возникновение тотемизма. По словам Э. Ланга[365], он склонен был некоторое время сводить тотемизм к обычаю татуировки. Опубликованные теории происхождения тотемизма я хотел бы разбить на три группы: 1) номиналистические, 2) социологические, 3) психологические.

a) Номиналистические теории

Изложение этих теорий оправдывает их объединение под предложенным мною названием.

Уже Гарсилазо де ла Вега, отпрыск перуанских инков, написавший в XVII веке историю своего народа, вынужден был свести известное ему о тотемистических феноменах к потребности племен отличаться друг от друга названиями[366]. Та же идея всплывает столетие спустя у этнолога А. К. Кина: тотемы произошли из «heraldic badges» (геральдические различия), с помощью которых индивиды, семьи и племена стремились отличиться друг от друга[367].

Макс Мюллер высказал тот же взгляд на значение тотема в своей книге «Contributions to the Science of Mythology». Тотем представляет собой: 1) признак клана, 2) имя клана, 3) имя родоначальника клана, 4) название почитаемого кланом предмета. Позже Д. Пиклер писал в 1899 году: люди нуждаются в постоянном, письменно зафиксированном имени для сообществ и индивидов… Стало быть, тотемизм возникает не из религиозной, а из трезвой, повседневной потребности человечества. Ядро тотемизма – наименование – следствие первобытной техники письма. Особенность – это еще и признак легкоизображаемого письменного знака. Но раз дикари носили имя животного, то, отправляясь от этого, они приходили к мысли о родстве с этими животными[368].

Герберт Спенсер[369] точно так же придавал присвоению имени решающее значение в возникновении тотемизма. Отдельные индивиды, утверждал он, из-за своих качеств требовали, чтобы их называли по животным, и, таким образом, пришли к почетным наименованиям, или прозвищам, которые распространялись и на их потомков. Вследствие неясности и неопределенности первобытных языков эти имена понимались следующими поколениями так, словно они свидетельствовали об их происхождении от этих животных. Выходило, что тотемизм был вызван неверно понятым почитанием предков.

Точно так же, хотя и не подчеркивая неверного понимания, лорд Эвибари (более известный под своим прежним именем сэр Джон Лаббок) судит о происхождении тотемизма: если мы хотим объяснить почитание животных, то нам не следует забывать, как часто человеческие имена заимствуются у животных. Дети и потомки человека, названного медведем или львом, естественно, делали из этого имени название племени. А из этого следовало, что само животное достигало известного уважения и в конце концов поклонения.

Неопровержимое, как нам кажется, возражение против такого сведéния названия тотема к имени индивидов предложил Файсон[370]. На примере отношений австралийцев он показывает, что тотем всегда является отличительным признаком групп людей и никогда – одного человека. Но если бы было иначе и первоначально тотем являлся бы именем отдельного человека, то при системе наследования по матери это имя никогда не могло бы перейти к его детям.

Впрочем, изложенные доселе теории явно несостоятельны. Они объясняют, скажем, факт наименования племен первобытных народов названием животных, но никоим образом не то значение, которое получило для них это присвоение имени, то есть не тотемистическую систему. Наибольшего внимания из этой группы заслуживает теория Э. Ланга, развитая в его книгах «Social Origins» (1903) и «The Secret of the Totem» (1905). Она все еще делает центром проблемы наименование, но разрабатывает два интересных психических момента и тем претендует на предложение окончательного решения загадки тотемизма.

Э. Ланг полагает, что прежде всего безразлично, каким образом кланы пришли к своим именам, происходящим от животных. Допустим только, что однажды у них проснулось сознание, что они носят такие имена, однако причины остались им неизвестны. Происхождение этих имен было как бы забыто. В таком случае они попытались бы получить сведения об этом путем умозрений и, при их убеждении в значимости имен, должны были обязательно прийти ко всем тем идеям, которые содержались в тотемистической системе. Для первобытных народов, как и для современных дикарей, и даже для наших детей[371], имена есть не нечто безразличное и условное, как это кажется нам, а что-то значительное и существенное. Имя человека – главная составная часть его личности, быть может, часть его души. Одноименность с животным должна была привести первобытные народы к предположению о существовании таинственной и важной связи между их персоной и этим видом животного. Какие другие узы, кроме кровного родства, могли в этом случае приниматься во внимание? Но раз такое родство из-за сходства имен однажды было допущено, то из этого, как прямое следствие табу крови, следовали все тотемистические предписания, включая экзогамию.

«No more than these three things – a group animal name of unknown origin; belief in a transcendental connection between all bearers, human and bestial, of the same name; and belief in the blood superstitions – was needed to give rise to all the totemic creeds and practices, including exogamy» («Именно эти три вещи: имя группы по животному неизвестного происхождения; вера в трансцендентальную связь между всеми носителями одного и того же имени – людьми и животными; вера в таинственное значение крови – вызвали появление всех тотемистических верований и деяний, включая экзогамию»)[372].

Объяснения Ланга, так сказать, «двойной спелости». С психологической необходимостью они выводят тотемистическую систему из факта существования тотемного названия при том предположении, что было забыто его происхождение. Другая же часть теории старается объяснить само происхождение этих имен; мы увидим, что у нее совершенно другие качества.

Эта вторая часть теории Ланга, по существу, не отличается от других теорий, названных мною «номиналистическими». Практическая потребность в различении заставила отдельные племена давать себе имена, и потому они соглашались брать наименования, которые давало им любое другое племя. Это «naming from without»[373] составляет особенность конструкции Ланга. Ничего удивительного нет в том, что сложившиеся таким образом названия были заимствованы у животных, они не должны были восприниматься первобытным