Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

и земельные участки. Однако это нервировало банкиров, опасавшихся реальной вероятности «стремительной и неграмотной продажи» акций и, как следствие, «обвала фондового рынка». Ведь по меркам того времени речь шла об «огромной массе ценных бумаг» стоимостью 1,5 млрд рейхсмарок. Банкиры хотели, чтобы пакеты акций продавались «медленно и при соответствующей поддержке рынка», но с оговоркой, что «на банки не должны возлагаться никакие риски в результате колебания курса». Что касается технической стороны вопроса, они намеревались «закрыть полученные ценные бумаги для рейхсминистерства финансов во избежание ненужной работы в депозитариях, где они хранятся в настоящее время, а затем (в зависимости от ситуации на рынке капитала) продуманно и расчетливо реализовать их в пользу финансового управления рейха».

Но Германский рейх был банкротом. В этой ситуации банки предложили «предоставить финансовому управлению рейха приемлемый аванс за сданные в будущем ценные бумаги [евреев], условия которого, вероятно, не составит труда согласовать». В итоге так и поступили[124]. В результате обсуждение этого вопроса с главами германской банковской системы привело к обязательству депонировать все принадлежащие евреям ценные бумаги[125]. Таким образом обеспечивались поддержание и полный контроль рынка облигаций, а также гарантировалось, что никакие долговые обязательства Германского рейха не попадут на биржевые торги.

При этом главы крупнейших германских банков выглядели не грабителями, а помощниками, конструктивными соорганизаторами, обеспечивавшими наиболее эффективную процедуру экспроприации. В дальнейшем они стали реализаторами добытого преступным путем имущества. Они превращали экспроприированную собственность в наличные деньги. Например, Deutsche Bank взимал комиссию в размере 0,5 % за предоставление сведений об активах вкладчика, а также определенный процент со своих еврейских клиентов за переоформление имущества. На «культурном банковском немецком» это звучало так: «За свои услуги в связи с такого рода контрибуционными расчетами путем выпуска ценных бумаг мы хотим удержать с наших клиентов (то есть еврейских владельцев вкладов) 0,5 % комиссии от обнаруженной суммы, но не менее одной рейхсмарки за одну ценную бумагу»[126]. Дальнейшая торговля национализированными в то время ценными бумагами также стимулировала банковский бизнес и открывала банкам возможности привилегированного доступа к активам. Однако дополнительные доходы поступали в основном в германскую казну, тем самым облегчая налоговое бремя народа. То же самое относилось и к полисам страхования жизни, которые в подавляющем большинстве случаев уходили в казну по согласованной в договоре выкупной стоимости.

Банк, управлявший принудительными депозитами от имени государства (и в ущерб бывшим клиентам), продавал ценные бумаги в пользу рейха или передавал их Прусскому государственному банку (Обществу прусской морской торговли). В других случаях они передавались в отдел ценных бумаг Рейхсбанка и уже оттуда продавались. Финансовые институты производили учет по форме «Приход ценных бумаг в качестве оплаты за разовый имущественный сбор евреев» вместе со старшим правительственным советником доктором Буссманом из рейхсминистерства финансов и перечисляли вырученные средства на авансовый счет центральной кассы рейха «Разовый имущественный сбор евреев, раздел ценных бумаг». Это происходило непрерывно, до самого падения нацистского режима[127]. Поскольку цены на акции резко росли до осени 1941 года, доходы по ценным бумагам рейха тоже росли – иногда более чем на 200 % в год[128]. Впоследствии Рейхсбанк часто продавал такие ценные бумаги на фондовых биржах в оккупированных странах (например, в Париже)[129].

Старший правительственный советник Вальтер Буссман был тем самым чиновником, который вместе со своим начальником Вальтером Байрхоффером управлял военными финансами с 1 сентября 1939 года по 1945 год. Последний с 1939 года возглавлял Главное управление по общим вопросам финансирования и кредитов в рейхсминистерстве финансов. 1 февраля 1939 года он также был введен в правление Рейхсбанка в качестве представителя министра финансов. Там он отвечал за общие юридические и экономические вопросы, расчеты наличными деньгами и управление государственными финансами[130].

Налоговые послабления для народа

В конце 1937 года один из сотрудников Геринга предложил на случай войны следующие надбавки к существующим налогам: 50 % к подоходному налогу и налогу на заработную плату, 66 % к налогу на прибыль юридических лиц, 8 % к дополнительным надбавкам в заработной плате, 30–100 % к прочим дополнительным доходам, 200 % к налогу на имущество[131]. К тому моменту те, кто с 1936 года занимался такими вопросами, исходили из тезиса, что «активное привлечение рабочего класса посредством 50 %-ного увеличения налога на увеличенную зарплату представлялось допустимым», тем более что «все слои населения должны нести налоговое бремя в соответствии со своими возможностями»[132].

Весной 1939 года финансово-экономическая подготовка к войне вступила в решающую стадию. Уже 30 мая на обсуждение было вынесено множество предложений по этому вопросу, и рейхсминистерство финансов обещало проработать и сгруппировать свои законопроекты в ближайшие десять дней. Интерес для дальнейшего развития ситуации представляет предложение статс-секретаря Поссе, генерального уполномоченного по экономическим вопросам. В соответствии с ним необходимо было «внести в законопроекты о военных финансах идею финансирования военных расходов путем кредитования в счет будущих доходов рейха после войны». В прилагаемом документе объяснялось, почему нет необходимости покрывать долг рейха в военное время. Рейхсминистерство финансов предложило взимать военный сбор в размере 25 % с доходов всех физических лиц и с прибыли юридических лиц. Это давало бы в год еще 5 млрд рейхсмарок с подоходного налога физических лиц и 1,7 млрд с налога на прибыль юридических лиц. Рейхсбанк согласился на это предложение[133]. Но уже в конце мая 1939 года политическое руководство страны отдало предпочтение пути, которым впоследствии неоднократно пользовалось: «Для покрытия нужд вермахта необходимо привлекать экономическую мощь протектората [Богемии и Моравии] и подлежащих завоеванию территорий»[134].

30 августа 1939 года был создан Совет министров обороны Германии, а 4 сентября в «Вестнике законодательства Германского рейха» было опубликовано принятое по этому поводу Постановление о военной экономике (ПВЭ). В преамбуле и параграфе 1 «хранение наличных денег дома» объявлялось «наносящим вред народу уголовным преступлением», но наказание за это (вплоть до 1942 года) еще не вводилось[135]. Параграф 22 предусматривал неуточненное (и поначалу неэффективное) отчисление в бюджет прибыли организаций и военный сбор в размере 50 % от подоходного налога и налога на заработную плату. Вместе с тем эта конкретная мера применялась только к годовому доходу более 2400 рейхсмарок (крайне высокой планке по тем временам), которая, согласно статистике 1943 года, освобождала не менее 70 % всех получателей доходов в Германии от любого прямого военного налогового бремени, а для остальных 26 % населения, а именно для получателей годового дохода до 6 тыс. рейхсмарок, означала лишь небольшое увеличение налога[136]. Таким образом, ПВЭ обложило лишь 4 % всех налогоплательщиков ощутимым военным сбором в размере 50 %