Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Задача корпуса была: в составе 2-й ударной армии войти в прорыв через железную дорогу Чудово – Новгород на участке Любино Поле, Мясной Бор, овладеть рубежом реки Полисть и, развивая успех, захватить Новую Кересть.

О тех страшных и героических событиях, свидетелем, а порой участником которых стал и Шубин, стоит вспомнить подробнее.

Из воспоминаний бывшего начальника штаба 87-й кавалерийской дивизии майора Виктора Антоновича Вержбицкого:

«…наша 87-я кавалерийская дивизия вот-вот должна была <…> совместно с другими соединениями стрелковых и кавалерийских частей корпуса <…> громить тылы и штабы противника, продвигаться к осажденному Ленинграду, ликвидировать блокаду.

В ночь на 26 января 1942 года дивизия вышла на восточный берег реки Волхов, и вот тут-то мы почувствовали силу бомбовых ударов. Уже с пяти часов утра на блестящем льду реки Волхов два кавалерийских полка были атакованы фашистскими бомбардировщиками. Со страшным визгом и завыванием самолеты сбрасывали бомбы на беззащитные колонны эскадронцев. Ширина реки здесь доходит до 300–400 метров, и никаких укрытий на берегах нет. Мы, стоя в конном строю на берегу в мелколесье, видели, как беспрепятственно самолеты противника заходят на цель и сбрасывают свой смертоносный груз, но ничем не могли оказать содействие нашим боевым друзьям. Ни в воздухе, ни на земле никто не мешал немецким бомбардировщикам творить свое чёрное дело. Бомбы рвутся на льду, другие пробивают его, и тогда огромные фонтаны воды и льда летят в разные стороны, ранят осколками лошадок, перевертывают тачанки, повозки и, казалось, разносят в разные стороны наших кавалеристов. И на другом берегу реки, когда стало совсем светло, противник по-прежнему продолжал бомбить дивизию до самой темноты…

Летчики-фашисты, совершенно обнаглев, снижались до ста – ста пятидесяти метров и гонялись за отдельными группами всадников. Двигаться по дороге или лесной просеке было совершенно невозможно.

Однако, подводя итоги потерь за 26 января, было установлено, что они (в сравнении с другими днями позже) были совершенно незначительны: 9 человек убито, 11 ранено, и всего только 16 лошадок мы не досчитались, а казалось, что полки рассеяны и разгромлены. Но это была первая наша встреча с врагом, и поэтому было такое первое впечатление о боевом дне.

Самое главное, как вывод из этого дня, была утрата нашего главного качества кавалеристов – внезапность. Противник хорошо понял, что на этом направлении вводится свежий резерв – конница, и предпринял все возможные меры, чтобы противодействовать нашему наступлению в глубину своей обороны.

Конечно, в старших штабах планировалось прикрытие дивизии с воздуха при вводе в прорыв, и авиаторы подтвердят своё участие в боях в этот день, но силы были далеко не равны, и мы не будем спорить или обвинять кого-то, что остались беззащитными перед сильным врагом. Главное здесь в том, что сил и средств в то время у нас было мало!

К утру 27 января 1942 года дивизия всеми полками вошла в прорыв и, сбрасывая мелкие заслоны противника, начала громить тылы Любанской группировки… <…>

До 17 февраля, ведя непрерывные бои, дивизия продвигалась в общем направлении на Оредеж и, несмотря на упорное сопротивление, выбила противника из Малого Еглино и Большого Еглино, захватив окраину села Каменка по западному берегу р. Оредеж, но дальше продвинуться не смогла.

Трудно выразить словами, с каким нетерпением ждали ленинградцы нас, “гусевцев”. Каждый день радио и газеты передавали сообщения о боевых делах кавалеристов…

Мы хлебнули немало невзгод, находясь в снегу попояс, под ёлками в шалашах, при отсутствии фуража и продуктов, под непрерывным миномётно-пулемётным огнём противника, но главной силой, двигавшей нас вперед, был Ленинград, его исстрадавшееся население и клятва быть стойкими в лишениях и мужественными в боях за Родину. Я не помню случаев паники или, хуже того, дезертирства в рядах кавалеристов, растерянности в среде командно-политического состава и штабов. Наоборот, неудачи сменялись активными мероприятиями, перегруппировкой сил, изысканием новых возможностей для ударов по врагу. Огорчало, правда, одно: нет маневра для лихого кавалерийского удара, как этому учила вся история боевых действий конницы. Но времена были другие, условия боя и соотношение сил далеко не в нашу пользу. И, тем не менее, рейд конницы кавалерийского корпуса Гусева по тылам противника вынудил немецкое командование отказаться от повторного штурма Ленинграда и израсходовать свои резервы на отражение январского наступления Волховского фронта».

За кавалерийским корпусом, на его флангах действовали стрелковые подразделения – куда Шубин тоже успевал попасть.

Тридцатиградусный мороз и глубокий снег затрудняли продвижение пехоты. Шли по незамёрзшим заболоченным местам и речкам с наледью. Обувь намокала и промерзала, сушить её было негде: костры разводить запрещалось.

Немцы неустанно бомбили боевые порядки. Участники боёв вспоминали, что в огромных воронках от авиабомб могло разместиться до сотни людей. Во время ночных привалов, когда утомлённые немецкие асы отдыхали, бойцы разжигали на дне таких воронок костры и у огонька дремали.

Но сильно ли согревал тот огонёк в жуткие морозы!

Нечеловеческие усилия предпринимались – для спасения переживающего свой ад Ленинграда.

В феврале, находясь при штабе 13-го кавалерийского корпуса генерала Гусева, Шубин напишет:

Этот город бессонный, похожий на сон,

Где сияющий шпиль до звезды вознесён,

Город башен и арок и улиц простых,

Полуночный, прозрачный, как пушкинский стих,

Снова он возникает из мглы предо мной,

До безумия – прежний, до горя – иной.

Перерублен садовых решёток узор,

Под ногами валяется бронзовый сор,

Вечный мрамор атлантов в подъезде дворца

Перемолот, дымится под ветром пыльца;

И на чёрную, смертную рану похож

Жаркий бархат оглохших михайловских лож.

Что мне делать теперь? Как войти мне теперь

В этот раненый дом, в незакрытую дверь?

Здесь глаза мне повыколют жилы антенн,

Паутиной обвисшие с треснувших стен,

Онемят фотографии мёртвых родных

И задушит зола недочитанных книг.

(«Ленинград», февраль 1942)

К концу марта почти трёхмесячное наступление советских войск приостановилось. 2-я ударная армия перешла к обороне. На болотах возводились дзоты, оборудовались миномётные и артиллерийские позиции, прокладывались бревенчатые настилы и гати, минировались подходы.

Блокаду города снять не удалось.

Вспоминает Дёмин:

«Весна 1942 года на Волхове была тёплая, солнечная, ясная.

Розово-белой купелью цветения были украшены чудом сохранившиеся сады деревень и сёл, от которых остались лишь одни печные трубы да поросшие бурьяном подворья. Пустые, безжизненные деревни, мёртвые, незасеянные поля – всё это проходило у нас перед глазами, вдоль фронтовых дорог, по которым нас носили натруженные ноги.

Я видел, что Шубина не радует ни яркоетёплое солнышко, ни