Культура Урала - Андрей Эдуардович Мурзин

уральской горнорудной промышленности и поиск путей выхода из кризиса. Дискуссии того времени, на фоне всех изменений, происходивших в пореформенной России, приводили к выводу о том, что уральская горнорудная промышленность стала, как писали, «чужеродным образованием» «на теле молодого буржуазного российского организма».

Урал все сильнее втягивался в конкурентную борьбу на всероссийском рынке, должен был соотноситься с общенациональными тенденциями социально-экономического (читай: буржуазного) и политического развития, пытаться примериться к характеру культурного состояния русского общества. Представление об отсталости уральской горнорудной промышленности, сохранявшейся архаичности ее организации подталкивало внешних наблюдателей к тому, чтобы и в культурном своеобразии Урала видеть, прежде всего, проявления той же отсталости, «задержки в историческом развитии».

Те, кто пробивал дорогу молодому российскому капитализму, понимали происходящее на Урале лишь как «смену экономических укладов». В социальном вопросе «уральский кризис» связывали с начавшейся болезненной трансформацией традиционного, патриархального сознания не превратившихся в пролетариев уральских рабочих.

Соответственно, принципиальным условием осуществления модернизационных преобразований горнозаводского Урала российскими либералами признавалась необходимость решительной ломки не только всей «феодальной» организации горнорудной промышленности с ее отсталыми производством и технологиями, но и радикальное изменение всей системы исторически сложившихся вокруг них социальных отношений.

В то время, как трудности, с которыми сталкивался в крае процесс модернизационных преобразований, были обусловлены не только сохранением «поместного» строя уральской горнорудной промышленности, но и существованием в крае особого уклада горнозаводской жизни.

Все это было воплощено в исторически сложившемся уникальном облике горнозаводского Урала. Поэтому в первую очередь следовало бы говорить о значении социокультурной составляющей «уральского кризиса», о происходящей смене культурно-исторических и культурно-хозяйственных типов. Необходимо было думать о путях и возможностях целостного преобразования всей уральской жизни, а не отдельных ее фрагментов.

Именно понимание Урала как особого мира, обладающего собственной логикой и историческим опытом развития, становилось условием, от которого во многом зависело определение направления и характера преобразований, поиск форм, в том числе, хозяйственно-экономической деятельности и социальной организации. Но такое понимание не приходит само, оно является результатом сложного процесса самопознания. Однако горнозаводский Урал находился еще только в начале этого пути.

В ситуации формирования более тесных связей с Центральной Россией, когда стал возникать вопрос об интеграции края в общественную жизнь страны, единое духовное и общекультурное пространство, задачу создания масштабного образа Урала, выражающего его подлинный дух, особенности историческом пути могло только профессиональное искусство.

Еще немногочисленные профессиональные уральские писатели и художники к началу ХХ в. много сделали, чтобы историческое значение промышленного Урала получило достойное признание в стране. Они в значительной степени успели зафиксировать, описать горнозаводский Урал как особую реальность, обладающую неповторимым обликом. Но время не позволило процессу самопознания края стать до конца очевидным, насущным, позволяющим увидеть в нем некую отправную точку для будущего.

С другой стороны, в науке еще не существовало адекватных социологических теорий общественной модернизации. Только опыт всего ХХ в. показал, что ломка традиционных структур общественной жизни, отрицание исторически сложившихся социокультурных норм и регуляторов, грубое насилие над традиционным сознанием, попытка волевым усилием вырвать человека из его культурной ситуации являются неэффективным путем модернизации. Напротив, залогом успешных общественных преобразований становились постепенная адаптация и приспособление традиционной культуры к условиям, диктуемым требованиями индустриального (постиндустриального) общества и современных высоких технологий.

Характер реконструкции горнозаводского Урала и судьба горнозаводской культуры были во многом предрешены. Природа «уральского феномена» к началу ХХ в. не была по-настоящему понята, а история создания промышленного Урала словно бы осталась вне исторического сознания русского общества. Урал не вписывался в общую картину жизни крестьянской России, существуя где-то на ее периферии, едва ли не выпадая из нее (характерно, что своеобразный облик горнозаводского края практически не запечатлен в русском искусстве). Хотя Урал – во многом еще по инерции – привлекал к себе внимание правительства как старопромышленный район, во всем же остальном он оставался для столиц и Центральной России лишь одной из задержавшихся в своем развитии провинциальных территорий Российской империи.

Культура Урала в ХХ веке

Край нуждался в переменах, которые изменили бы положение основной массы горнозаводского населения, раскрепостили созидательную энергию народного Урала, опирались на трудовые традиции, зародившиеся в исторически сложившейся здесь системе хозяйствования. С такими ожиданиями восприняли на Урале Февральскую и, в значительной степени, Октябрьскую революции. Однако последующие события и политика большевиков привели к Гражданской войне.

Важно обратить внимание на уникальную для уральской истории ситуацию в целом. Дело в том, что в отдельные моменты, особенно во второй половине 1918 г., горнозаводский Урал вместе с Екатеринбургом до некоторой степени оказывался предоставлен себе. Ввергнутый вместе с другими российскими регионами в пучину социального экспериментаторства Уральский регион должен был, опираясь на достигнутый уровень регионального самосознания, искать свой путь к самоопределению.

Кризис единого российского централизованного государства начался уже после Февральской революции и углублялся вместе с продолжавшимся распадом старой политической системы. В ходе Гражданской войны на территории России и, в частности, на Урале и Сибири возник целый ряд временных правительств. Среди них серьезностью притязаний отличалось, например, Временное сибирское правительство, появление которого выглядело логическим завершением более чем полувековой истории развития сибирского областничества23.

Уральское областничество к этому времени не имело столь же глубоких корней и оформившейся идеологии, не выработало такого же мощного, сравнимого с сибирским, обоснования своеобразия положения края внутри российского государства. Однако в специфических условиях, когда центральная власть утратила легитимность, право и возможность распоряжаться страной, Урал (как и многие другие территориальные и национальные образования) оказался в ситуации, требующей от него политического и административно-организационного самоопределения, проявления способности принять ответственность за свою судьбу. Это резко активизировало процессы роста уральского регионального самосознания.

Способность Урала как части России опереться на собственные силы, кроме прочего, решала задачу поиска конкретных форм будущего устроения всего государства. Сменявшие друг друга за эти годы и большевистские Советы, и Временное областное правительство во главе с кадетом П. Ивановым, и сибирское колчаковское правительство, и все прочие политические силы объективно вынуждены были заниматься этими проблемами.

До 1917 г. попытки внутриуральской консолидации в том или ином виде на основе решения общих задач предпринимались городскими думами, земствами, Уральским отделением съезда горнопромышленников. Усилия по созданию Областного Уральского комитета снабжения уже прямо исходили из понимания необходимости регуляции промышленности Урала в областном масштабе. При этом все заинтересованные силы исходили из фактического признания Урала как особого географического, территориально-хозяйственного и промышленного района.

После захвата власти большевиками эта тема не исчезла, а напротив, приобрела еще большую остроту. Изменения начались уже с утверждением уездного Екатеринбурга в качестве нового центра, «красной столицы» Урала (или «столицы красного Урала»). Проходивший