«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

волосы! Была у ней когда-то коса, во всей Баклановой краса, толстая, как канат, длинная; волосы шелковистые. А теперь – заплетёт она две жалкие тонкие косички, с седыми прожилками, свяжет их на концах вплетённой в них не то верёвочкой, не то ленточкой из ситца, свернёт калачом на голове и головной убор готов. Умоется, накинет кофточку, подвяжется платочком, подойдёт к «божнице», сложит руки на животе, пошепчет молитву, покрестится – и день начался. Первым забота о квашне. Хлеб наш насущный – с него и начинается «злоба» дня. Квашню у нас в деревнях заводили с вечера на опаре, самодельной закваске, куда входил колод от прежней квашни, дрожжевые осадки от кваса, а иногда добавляли немного хмеля для силы сквашивания и аромата. Если квашня в нормальном состоянии, т. е. поднялась до положенного уровня, то её ставят на прежнее место ещё «доходить», а стряпка, взяв подмышку подойник, накинув на руку чистую тряпку и взявши в чём-либо тёплой воды и остатки хлебных кусков от ужина, идёт к своим бурёнке и пеструхе. Из пригона слышится: «Ну, вставай!» Они всё ещё прохлаждаются на утренней прохладе и нехотя поднимаются, вытягивая корпус. Физкультура – она свойственна и животным. Затапливается печь, и она начинает священнодействовать около неё в отблеске пламени, которое и её озаряет, и орудия её производства – горшки, ухваты, чугунки и всё околопечное пространство. Здесь мы должны похвалить наших современных художников и бросить заслуженный укор прежним художникам. Как хорошо и импозантно современные художники показали литейщиков и сталеваров «у огня», а вот её «у огня» прежние художники не показали: привыкли долго спать, а её в этом положении нужно было наблюдать в 5–6 ч[асов] утра. Пламя печки языком тянется к трубе под шестком, а на шестке уже стоит огромный чугун с водой, которую нужно скипятить на разные потребности дня. И опять она берётся за квашню на окончательное приготовление теста. Ставит она её на скамейку или табуретку, крепко подпирает коленом и промешивает «весёлкой». О, это трудная работа! Квашня ходенём ходит по табуретке, только стук стоит, а она смахнёт платком со лба и опять «весёлком» сбивает и сбивает тесто, а если жидкое, добавляет немного муки и опят сбивает и сбивает, только квашня говорит. Призываю всех художников мира в свидетели: разве такая картина не заслуживает кисти художника? Надо спешить: печка ждать не будет. Надо успевать сделать заготовки варев к обеду, накатать калачей, сделать шаньги и т. д. Только успевай поворачиваться! Сеанс одновременной игры на нескольких досках. Самая трудная из её операций, конечно, хлеб. Хорошо, если мука из помола прошлогоднего урожая: стряпка знает уже все её повадки, капризы, а то бывает мука из нового урожая, особенно эта ржануха. Чистое мучение! Расплывается, плохо склеивается, вот тут и ухитрись выпечь хлеб, а ведь они, для кого она его выпекает, не будут принимать во внимание, какая мука, им что? Подай хлеб и всё.

Дрова в печке, наконец, прогорели, угли она сгребла в «заметку», подмела в печке. Калачи готовы и ждут посадки. Наготове горшки с супом, кашей и пр. Небольшая выдержка печки, и калачи на лопате отправляются в печку. Подставляется и лист с шаньгами. Главная забота теперь: в пору вынуть всё из печи – не сжечь. Но вот всё поставленное в печку «дошло», вынуто из печи и разложено на столе. В кухне аромат. В печке по-новому расставляются горшки, жаровни, подставляются более нежные ватрушки и прочее, и первый раунд борьбы закончен.

Встают хозяева: нужно ставить самовар, готовить хлеб к чаю – нужно нарезать его аккуратными кусочками, а то хозяйка может сделать замечание: «ну и «нарушала» хлеба, как для Егора». Дальше: первая кормёжка «сих малых» в кухне, а с краешки и она примостится попить чайку и «попаужинать». На этом круг её утренних обязанностей, когда она всё делает по раз заведённому порядку, без команды, заканчивается, а дальше уже начинается жизнь и работа по команде хозяйки: «Агафья, сделай то-то, сходи туда-то» и т. д. Хозяйка сама начинает кое-что готовить к обеду, а она, Агафья, выполняет задания, например: сбить сливки, изрубить мясо и т. д. Подходит обед, и начинается её хождения на погреб. Нельзя всё сразу на день принести с погреба, а нужно приносить так, чтобы что-либо к обеду за полчаса согрелось, или, наоборот, остыло. И вот она ходит в погреб из кухни и обратно в кухню по команде: то принеси, а другое отнеси, и сколько раз ей приходится делать эти рейсы, отсчитывали бы её только ноги, если бы они могли считать. Хозяева благополучно отобедали, её забота ещё накормить «малых сих», а их надо тоже «ублаготворить». От Егора, если он до обеда что-либо поробит покрепче, например, навоз вывезет из пригона, за обедом одним калачом не отделается: нутро у него вместительное – полтора калача за милую душу примет, да две тарелки супу и тарелка каши.

После обеда, когда жар всех морит и клонет ко сну, она тоже на каких-нибудь 30–40 минут прикурнёт на скамейке, подложив пониток под голову, а потом опять за разные работы: надо сметану снять в кринках и поставить в печь творог на выварку, а потом кринки «выжарить» в печке, чтобы молоко не так скоро скислось в них; надо поставить квас и пр. Иногда надо постирать, подмыть полы, полоть в огороде. Под вечер надо полить огурцы, цветы. Дали ей в помощь горничную Паруньку, но что с неё взять: она сама ребёнок. По субботам надо баню истопить да так, чтобы было с паром. Вечером нужно встречать коров, доить. Кипятить опять самовар, готовить паужну, ставить опять квашню. А что бывало, когда приезжали гости: команда следовала за командой. А в страду, когда были подёнщики? Дай Бог удавалось поспать три-четыре часа, а остальные двадцать часов крутись, как волчок. Вот вам и стряпка – не стряпка, а perpetuum mobile. Спасибо, хоть хозяева не помогали и не оскорбляли ни руганью, ни окриками.

Агафья родом была из Баклановой и попала в Сугояк, когда её хозяева только что туда приехали. Попала она к ним в стряпки по рекомендации родителей молодых. Была она круглой бобылкой. Она не была ещё старухой, но всё «женское» у ней уже прошло и осень её жизни была налицо. Силы ещё были, но на тяжёлые крестьянские работы – жать, косить – она была уже не годна. Был у ней физический недостаток: плохо слышала, и на этой почве произошло одно событие, которое и её напугало и её хозяина. Вышла она ночью