Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

насилие со стороны полиции. В тех районах крупных городов, где имеется высокий уровень преступности, полиция применяет силу в 5–8% случаев столкновения с подозреваемыми правонарушителями; в большинстве случаев применение силы сводится к тому, чтобы схватить и обуздать подозреваемого; чрезмерная сила применяется менее чем в 2% случаев. Во время арестов полиция применяет силу в 22% случаев. В пригородах, небольших городах и сельской местности с низкой криминальной активностью данные показатели еще ниже [Friedrich 1980; Sherman 1980; Black 1980; Reiss 1971; Bayley, Garofalo 1989; Worden 1996; Garner et al. 1996; Alpert, Dunham 2004].

Все это незначительные показатели. Имеющийся у нас образ насилия основан на самых драматических случаях, но, как мы уже регулярно убеждались, насилие не является легким или автоматическим процессом, и для того, чтобы его спровоцировать, должно произойти очень многое. В этом отношении насилие, совершаемое полицейскими, напоминает другие его разновидности. Всякий раз, когда мы можем рассматривать набор ситуаций, избегая выборки по зависимой переменной, обнаруживается, что в большинстве случаев большинство людей избегают насилия.

Почему насилие со стороны полиции происходит редко? Люди преимущественно уступают и подчиняются полиции даже в те моменты, когда подвергаются задержанию. Применение силы наиболее вероятно, когда подозреваемый угрожает полицейскому, или нападает на него (либо сам полицейский так воспринимает его действия), или пытается вырваться; кроме того, применение силы происходит, когда полицейскому отвечают словесными оскорблениями или не подчиняются его распоряжениям [Friedrich 1980]. Наиболее вероятным фактором, провоцирующим полицейское насилие, заведомо является физическое сопротивление. Если подозреваемый сопротивляется упорно, то его действия, воспринимаемые как форменная наглость по сравнению с подчинением или покорностью полиции, еще больше предопределяют насилие[11].

Ситуационный характер полицейского насилия подчеркивается тем обстоятельством, что различия между полицейскими в их происхождении и взглядах не коррелируют с группами сотрудников полиции, которые демонстрируют высокий или низкий уровень насилия. В данных, полученных исследователями в ходе полицейских рейдов, и в административных рапортах не обнаруживается никакой связи с расовой принадлежностью сотрудника, его образованием, предшествующей военной службой или результатами тестирования на гражданской службе; кроме того, не было каких-либо различий в отношении к собственной роли в качестве полицейских [Friedrich 1980; Croft 1985; Worden 1996; Gellen, Toch 1996]. Как установила Комиссия Кристофера, полицейские, совершавшие много насилия, имели положительные характеристики по службе. А Ханс Тох [Toch 1980] обнаружил, что главными личностными характеристиками полицейских, склонных к насилию, являются экстравертность, энергичность и даже «обходительность, эрудиция и обаяние».

Все это напоминает паттерны из военной сферы. После открытий, сделанных в исследовании С. Л. Э. Маршалла, во множестве работ предпринимались попытки найти отличительные качества лучших бойцов в сравнении с остальными (в особенности можно упомянуть исследования Роберта Эгберта, выполненные во время Корейской войны, которые вкратце упоминаются в работе [Glenn 2000a: 139]). Оказалось, что наиболее активные бойцы были более доминантными, имели более крупную и массивную комплекцию, были более инициативными («деятельными людьми»), а другие солдаты предпочитали находиться рядом с ними как в общении, так и в бою. Эти данные соответствуют представлению о том, что элитные бойцы получают больше социальной поддержки, являясь центром внимания группы и получая дополнительную эмоциональную энергию от доминирования над другими (как ненасильственного, так и насильственного). Солдаты, активно ведущие огонь в бою, также зарекомендовали себя обладателями более высоких интеллектуальных способностей и более значительных познаний в военном деле; как и полицейские, склонные к активным действиям, они демонстрировали сильную приверженность профессиональной эрудиции своего занятия. Солдаты, отлично проявившие себя в бою, не слишком боялись ранений, находясь в относительной уверенности, что останутся невредимыми; подобно летчикам-асам, к которым мы обратимся ниже, они рассчитывали на успех в сражении и победу над врагом (см. работу [Clum, Mahan 1971], согласующуюся с выводами исследования [Stouffer et al. vol. 2, 1949]). Эта уверенность представляет собой эмоциональную энергию, характерную для поля взаимодействия в бою.

Данный паттерн работает и другим способом. Совершающие больше всего насилия полицейские получают хорошие административные характеристики, их любят другие коллеги. Так происходит не только потому, что зачастую они являются чрезвычайно энергичными экстравертами (хотя и это, видимо, тоже имеет значение) – именно они выступают неформальными лидерами среди полицейских. Этот момент соответствует основному принципу исследования малых групп: популярность приобретают те участники группы, которые наиболее точно выражают ее ценности и лучше всех справляются с задачами, которые ставит перед собой группа [Homans 1950]. Исследования повседневной деятельности полиции демонстрируют, что сотрудник правопорядка всегда пытается установить контроль над ситуацией, с самого начала любого столкновения с подозреваемыми, а фактически и с обычными гражданами в целом [Rubinstein 1973]. Джеффри Олперт и Роберт Данхэм [Alpert, Dunham 2004] называют этот феномен «ритуалом поддержания авторитета».

Согласно представлениям о взаимодействии, бытующим в среде полицейских, быть хорошим копом – значит быть хозяином положения, а при необходимости лучше сделать ошибочный шаг в сторону агрессии, но не позволить другой стороне установить ситуационное доминирование. Это в особенности характерно для случаев, когда полицейские сталкиваются с подозреваемыми, бросающими вызов их контролю. Когда такие ситуации подходят к границе зоны насильственного противостояния, полицейский оказывается в том же самом общем состоянии, которое мы рассматривали на протяжении всей книги: ему приходится справляться с конфронтационной напряженностью/страхом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что лишь небольшая доля полицейских проявляет насилие, поскольку преодолеть конфронтационную напряженность/страх, как правило, удается только немногим людям. Как и хороший солдат, хороший полицейский проверяется в напоминающих сражение столкновениях, хотя у полицейских такие столкновения случаются на гораздо более близком расстоянии, чем у большинства военных, и в составе гораздо меньших групп, без столь же значительных, как в армии, организационной поддержки и принуждения, необходимых для дальнейшего выполнения своих задач. На полицейских, которые хорошо с этим справляются, равняются их коллеги, точно так же как солдаты, которые чаще и агрессивнее стреляют из своего оружия и берут на себя инициативу в бою, служат образцом для своих сослуживцев.

Существуют определенные свидетельства того, что к насилию наиболее склонны более возрастные полицейские (от 30 до 50 лет, в отличие от тех, кому от 20 до 30 лет), имеющие более высокие звания и больший опыт [Alpert, Dunham 2004: 70, 81, 84]. В данном случае вместо кипучей юношеской энергии перед нами, по-видимому, одна из составляющих стиля тех сотрудников полиции, которые наиболее преданы профессии. Олперт и Данэм приводят данные из рапортов о применении силы, в которых демонстрируется последовательность действий, совершаемых полицейскими и подозреваемыми по отношению друг к другу. В начале их столкновения полицейские рассчитывают на почтительное отношение только в силу самого их присутствия и своих устных распоряжений. Если же подозреваемые сопротивляются этим исходным