Калевипоэг - Фридрих Рейнхольд Крейцвальд

муках — семь закатов,

Не смыкая глаз горящих,

Слезных струй не замыкая,

Щек от слез не отирая,

Будто бременем тяжелым,

Черным сгорбленная горем.

Неутешная вдовица

Тело мертвое омыла

Горькими сперва слезами,

А потом — морской водою,

Дождевой водою чистой

И студеной родниковой.

Кудри гладила рукою

И серебряною щеткой,

Золотым чесала гребнем,

Тем, которым водяница

Косы на море чесала.

Тонкой шелковой рубашкой,

Бархатной одеждой смерти,

Золотой парчи кафтаном,

Поясом серебротканным

Мужа мертвого одела, —

Простыней покрыла тонкой,

Легче утренних туманов.

Линда, горькая вдовица,

Яму темную копала.

Ложе выкопала мужу

В десять сажен глубиною.

С плачем друга уложила

В приготовленное ложе,

Незабвенного — на отдых.

Белым гравием покрыла

Гроб его — по грудь земную,

С муравой зеленой вровень.

Поднялась трава высоко,

По пояс трава густая

Над могилой богатырской, —

Полевица — над плечами,

Над щеками — цвет пунцовый,

Цвет лазорев — над глазами

И купавы золотые.

Неутешная вдовица

Над супружеской могилой

Плакала и тосковала,

Причитала круглый месяц,

Плакала — второй и третий

И четвертого — неделю.

Стонами тушила горе,

Скорбь слезами заливала.

Линда, горькая вдовица,

Стала каменные глыбы

Класть на мужнину могилу,

Чтобы место обозначить

Сыновьям сынов и внуков,

Дочерям времен грядущих,

Где почиет старый Калев,

Спит в постели богатырской.

Кто ходил в старинный Таллин,

Тот видал курган могильный,

Где потомки дедов много

Возвели красивых зданий,

Улиц, башен горделивых.

И мы «Тоомпеа-горою»[58]

Это место называем.

Там почиет муж могучий,

Старый Калев отдыхает.

Линда, бедная вдовица,

Камни тяжкие таскала,

Сваливала на могилу.

Подняла однажды глыбу —

Глыбу от скалы железной,

Издали ее к могиле

Потащила через силу.

А она тогда, бедняжка,

На сносях была — тяжелой.

Как дороги половина

Оставалась до кургана,

Правой ноженькою Линда

На кочкарнике споткнулась.

Из волосяных веревок,

Из пеньковых крепких петель

Выскользнул скалы обломок[59],

Грянулся огромный наземь.

И невмочь вдове усталой,

Горькою тоской убитой,

Женщине тяжелоногой —

С животом своим — нагнуться,

Обвязать веревкой глыбу,

Взять в охапку — не под силу.

Села, бедная, на камень

Дух перевести немного,

Горе черное развеять.

Неутешно зарыдала:

— Ох, я — сирая вдовица!

Ягодка оставшаяся,

Как избенка без подпорки,

Словно дом худой без крыши,

Словно выгон без защиты,

Всем ветрам открытый настежь,

Непогодам — на глумленье!

Сиротою жить мне в мире,

Одинокой — горе мыкать!

Ведь с ольхи слетают листья,

С белых яблонь и черемух

Опадают лепесточки!

С дуба, ясеня, и клена,

И с березы, и с осины

Осень листья обрывает.

У рябины гроздья вянут,

Шишки елочка роняет, —

Только я одна осталась

Вековечной сиротою, —

На ветру не облетаю,

Как березовый листочек.

Нет конца постылой жизни,

Нет конца моим мученьям!.. —

Линда, бедная вдовица,

Долго плакала на камне,

Горе сердца изливая

Неутешными слезами —

Горькою водой мучений.

Слезы глаз ее катились

Бурной речкою в долину.

Землю слезы пропитали,

Стали лужею в долине,

Стали озером широким.

Чаша слез тетерки Линды,

Озеро печали вдовьей,

Сохранилась и доныне

А зовется Юлемисте[60], —

Катит волны по равнине

Плоскогорья Ласнамяги[61],

Плещет горестно о берег.

Там, на берегу озерном,

И теперь лежит тот камень,

На котором, горько плача,

Линда бедная сидела.

Коль тебе придется, братец,

Ехать в славный город Таллин,

Ты увидишь, подъезжая,

Близ широкой той дороги

Блещут воды Юлемисте,

Озера печали вдовьей.

Придержи коня гнедого,

Напои водой озерной,

Отпусти пастись на травку.

Сам присядь на этот камень,

Вспомни старину седую,

Вспомни Калева деянья.

Погляди на холм высокий,

Что когда-то, в оны лета,

Горе сердца заглушая,

Линда — мать героев древних

Воздвигала на поляне

Над могилою супруга

В память правнукам далеким.

Минул долгий день мучений,

День тяжелый ожиданья.

Линда чуяла подходит

Час великий разрешенья.

Мучась, к дому поспешила,

Истопить велела баню[62],

Застелить полок соломой.

Ложе стонов приготовить,

Отдыха скамью поставить,

Стул — для старой повитухи.

Жарко бабы топят баню,

Воду носят из колодца,

Стелют свежую солому,

Ставят мягкую скамейку.

Роженица слабенькая,

По избе сто раз пройдешь ты,

Двести раз дойдешь до бани,

Раз десяток до колодца,

Чтоб водицей освежиться.

Ходишь — бедная, больная,

Как былиночка сгибаясь.

Ходишь ты без опояски,

Без повойника цветного,

Только шлешь молитвы Уку,

Вздохи — к дому Рыугутая[63]:

— Смилуйся! Войди к нам в избу

Тело хворое распарить!

Исцели меня, больную,

Дай мне, слабенькой, опору! —

Все в избе углы и стены

Ты оплакала, бедняжка.

Ты на всех скамьях сидела,

Облокачивалась на печь.

Места от мучений тяжких

Ты себе не находила,

Пол коленями истерла

В долгих стонах и молитвах.

Только все взываешь к Уку,

Умоляешь Рыугутая!

— Смилуйся! Войди к нам в избу,

На мои взгляни мученья,

Исцели меня, больную,

Дай мне, слабенькой, опору,

Сохрани меня от смерти,

Мать спаси во имя сына! —

За столом