Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

Но муж был более не вправе убить жену, уличенную в прелюбодеянии; формально этим правом был облечен отец, но обыкновенно все заканчивалось судом; карой за прелюбодеяние было изгнание. Внебрачное сожительство рассматривалось законом как субститут брака, однако было незаконным, если одна из сторон имела супруга; иметь двух сожительниц одновременно законом запрещалось. Дети, родившиеся в результате таких связей, считались незаконными и не могли наследовать имущество отца — данное обстоятельство делало подобное сожительство еще более привлекательным в глазах тех, кто мечтал на старости лет не стать дичью для охотников за наследствами. Веспасиан, Антонин Пий и Марк Аврелий после смерти своих жен жили с конкубинами{1055}.

Законодательство изо всех сил стремилось поощрять рождение детей в семьях свободных граждан. Инфантицид был запрещен; исключения делались только для тех случаев, когда младенец рождался уродом или неизлечимо больным. Уличенных в производстве аборта изгоняли и лишали части собственности; если во время этой операции женщина умирала, виновник приговаривался к смерти{1056}; разумеется, тогда, как и сейчас, в этих законах находили Множество лазеек. Дети оставались во власти отца на протяжении всей жизни, если только тот не продавал их трижды в рабство, или не эмансипировал, а кроме того, сын освобождался из-под отцовской опеки после занятия государственной должности или исполнения обязанностей flamen dialis, дочери выходили из-под опеки, выйдя замуж cum manu или вступив в коллегию весталок. Если сын вступал в брак при жизни отца, patria potestas над внуками оставалась в руках деда{1057}. Согласно постановлению Августа, деньги, заработанные сыном в армии, на государственном посту, в роли жреца, не подпадали под действие старинного правила, гласившего, что заработки такого рода принадлежат отцу. Как и в прежние времена, сына можно было продать в неволю (mancipium), которая, однако, отличалась от рабства (servitus) тем, что проданный сохранял свои гражданские права.

Раб был лишен каких бы то ни было юридических прав. Римское право не решалось прилагать к нему термин persona — «лицо» — и ограничилось компромиссом, называя его «деперсонифицированным человеком»{1058}. Обсуждая его статус в разделе, посвященном личному праву, Гай совершает явную ошибку. С точки зрения логики раб подпадал под рубрику «имущество» (res). Он не имел права владеть собственностью, наследовать, завещать; он не мог вступать в законный брак; все его дети считались незаконнорожденными, а дети рабыни считались рабами даже в том случае, если их отец был свободным{1059}. Рабы мужского или женского пола могли растлеваться хозяином и не имели права апеллировать к закону. Раб не имел права возбуждать дело в суде против тех, кто причинил ему ущерб; в подобных случаях он мог действовать, только пользуясь посредничеством своего господина. Последний, согласно законам республиканского Рима, мог избить раба, заключить его в темницу, отправить на арену сражаться с дикими зверями, уморить голодом или убить своими руками, имея на то причину или без нее, и единственной сдерживающей силой могло служить только общественное мнение, формировавшееся рабовладельцами. Если раб бежал от хозяина и был пойман, его могли заклеймить или распять; Август хвастался тем, что схватил 30 000 беглых рабов и распял всех тех, чьи хозяева не объявились{1060}. Если спровоцированный тем или иным способом раб убивал хозяина, закон требовал предать смерти всех рабов покойного господина. Когда Педаний Секунд, городской префект, был зарезан своим рабом (61 г.) и 400 его рабов были приговорены к смерти, против этого решения протестовало меньшинство сенаторов, а разъяренная толпа, запрудившая улицы, требовала помилования; но сенат постановил поступить согласно предписаниям закона, полагая, что только такими мерами можно обеспечить безопасность хозяев{1061}.

К чести Империи, а может быть, в силу сокращения притока рабов, условия жизни последних постоянно улучшались по инициативе императоров. Клавдий запретил убивать нетрудоспособных рабов и постановил, что брошенный больной раб, если ему посчастливилось выздороветь, автоматически получает свободу. Петрониев закон (lex Petronia), принятый, вероятно, при Нероне, запрещал господам отправлять рабов на арену без разрешения магистрата. Нерон позволил рабам, терпевшим дурное обращение, прибегать к его статуям как к убежищу и назначил особого судью для рассмотрения их жалоб — скромное достижение, которое было поистине революционным для Рима, ибо оно открыло перед рабами возможность участвовать в судебном процессе. Домициан возвел в ранг уголовного преступления уродование рабов для забавы. Адриан лишил господ права убивать рабов без санкции магистрата. Антонин Пий позволил жестоко притесняемым рабам искать убежища в любом храме и продавать их другим господам в том случае, если удалось доказать, что прежние хозяева дурно с ними обращались. Марк Аврелий призывал рабовладельцев выносить на рассмотрение судов дела об ущербе, причиненном им собственными рабами, вместо того, чтобы карать их самолично; таким образом, надеялся он, право и рассудительность смогут занять место жестокости и самосуда{1062}. Наконец, великий юрист третьего века Ульпиан провозгласил тезис, сформулировать который решались лишь немногие философы: «По Природе все люди равны»{1063}. Другие юристы приняли за непреложное правило следующую максиму: если свободное или рабское происхождение человека находятся под вопросом, все сомнения должны толковаться в пользу свободы{1064}.

Несмотря на все эти послабления, санкционированное законом рабство — это самое черное пятно на римском*праве. Самым недостойным проявлением заложенных в законодательстве тенденций были налоги и ограничения на эмансипацию рабов. Многие хозяева обходили закон Фуфия и Каниния, освобождая рабов без формальной процедуры, подразумевавшей присутствие при этом акте официальных свидетелей; однако подобное освобождение не предоставляло отпущеннику римского гражданства, но только Latinitas. Раб, освобожденный в результате судебного разбирательства, становился римским гражданином, ограниченным в правах. Обычай требовал от него наносить ежеутренне визит прежнему господину, сопровождать его в случае необходимости, при любой возможности голосовать согласно с его интересами, а в отдельных случаях отдавать ему часть своего заработка. Если вольноотпущенник умирал, не оставив завещания, его имущество автоматически переходило к его здравствующему покровителю; если он составлял завещание, ожидалось, что часть собственности будет отказана им патрону{1065}. Только после того, как господин умер, был должным образом оплакан и надежно схоронен под землей, вольноотпущенник мог полной грудью вдохнуть воздух свободы.

К этим общим разделам личного права следует добавить законы, которые в современных кодексах известны под названием уголовного права. Римская юриспруденция признавала преступления против личности, государства и общественных или коммерческих групп, рассматривавшихся в качестве юридических лиц. К государственным преступлениям отворилось «оскорбление величия» или измена словом или делом: vis publica — «подрывная деятельность», sacrilegium — «святотатство», или преступления против официальной религии,