Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

домашних, раскормленных, цепных (они ведь тоже воют – но не от беды, а от злобы!) и забываем о существовании неприкаянных и бродячих… А их – не меньше! И именно их голосами вечно полнится ночь на земле. Кому же еще и взывать в тоске к небесам, как не им – гонимым?

Я стоял, топчась и ежась, у цветочного магазина; ждал, когда наконец появится Настя. (Время близилось уже к половине двенадцатого.) И уловил в тиши какой-то странный скрип…

Затем из-за угла возникла Настя – в цигейковой шубке и с объемистой кошелкой, из которой торчали горлышки бутылок.

– Ну, вот, – сказала она, – вот и я. Заждался? Теперь пойдем… Давай-ка – прямо, через базар, так короче будет.

Мы пошагали. И опять услышал я легкое, ритмичное поскрипывание.

– Что это скрипит все время? – поинтересовался я, озираясь.

– Да что, – отмахнулась она, – нога!

– Какая нога?

– А вот эта. – Она погладила себя по левой ляжке.

– Чего ж это она?

– Да не знаю… Я уж писала на завод, жаловалась! Делают всякую халтуру…

– Какую халтуру? – удивился я. – Какой завод? – И тут только заметил, что она прихрамывает. – Так ты, извини, на протезе?

– Ага. – Настя искоса глянула на меня. – А что – не нравится?

– Да нет, ничего, – забормотал я растерянно, – пустяки…

– Ты не гляди, что у меня одна нога, – сказала она со значением, – я и с одной управляюсь – будь спок… Чудеса творю! Ребята сколько раз бывали – не могли нахвалиться… Хочешь, спроси у них: меня весь рынок знает!

Господи, подумал я, что со мной? где я? что вообще происходит? Я ведь не просто – на дне; я где-то уже почти за пределами падения… Что мне теперь остается? Стать любовником этой бабенки и кормиться из ее рук? Или, может, и вправду заняться ловлей собак – начать сдирать с них кожу, влиться в здоровый коллектив?..

Настя поскрипывала рядом и что-то еще бубнила – о своих чудесах. Но я уже не слышал ее.

Час мой стукнул. Я прислушивался теперь к внутреннему голосу. Наверное, каждому из вас знакомо это состояние; мы долго терпим, соглашаемся, молчим… Но однажды наступает перелом – и тогда словно бы рушится вселенная. И только одно звучит из глубины души: хватит! Кончено! Не хочу!

Хватит! – подумал я, не хочу так жить… Если так – то лучше уж не жить совсем.

Мы проходили в этот момент по безлюдному рынку, по краю его – вдоль овощных павильонов… И вот, в просвете меж ними, увидел я вдруг три четких черных силуэта.

И заметил еще один – бесформенный, припавший к земле.

Обступившие его фигуры метались и дергались. Казалось, они пляшут… Но нет, они не плясали – они били упавшего!

Били его ногами, смертно и молча. Только слышалось в тиши прерывистое их дыхание. Да еще постанывал избиваемый, но чувствовалось, что ему уже и стонать-то невмоготу…

Я остановился. И тотчас же Настя цепко ухватила меня за рукав – зашептала торопливо:

– Ты что, ты что? Сдурел, что ли?! Это же блатные. Лучше в их дела не встревать – сразу убьют… Идем-ка от греха!

– Пусти, – сказал я, стряхивая ее руку. – Как так – идем? Не видишь разве: трое бьют одного…

И, забыв о ней, я кинулся к месту схватки.

Появился я там внезапно, и это дало мне некоторое преимущество. Одного я сразу сбил – ударом каблука в поясницу. Он покатился, вопя. И быстро затих. Другой повернулся ко мне… И я увидел вдруг широкую, плоскую, изрытую крупными оспинами физиономию. И на мгновение замер, изумленный.

И потом сказал, пригибаясь и нашаривая за голенищем ребристую рукоятку ножа:

– Ну, здорово, Рашпиль! Вот мы, наконец, и встретились… Давно я тебя ищу.

– Ты? – растерянно проговорил Рашпиль. – Вот так чудеса… – Он сделал неуловимое движение рукой – и в ней блеснуло синеватое узкое лезвие. – Ты еще живой?

– Как видишь, – усмехнулся я.

– Странно…

– Это почему же?

– Так я думал, Копченый давно уже тебя упокоил, прибрал к рукам…

– Значит, это ты навел его тогда на меня?

– Конечно.

– А как ты сам-то оказался в Белых Ключах?

– Так же, как и ты, – по той же статье…

– Жалко, мы там не увиделись, не потолковали!

– Ничего… Потолкуем теперь!

Мы говорили стремительно, яростно, с напряжением глядя в зрачки друг другу, и осторожно двигались по кругу.

Я сделал несколько ложных выпадов и отметил, что он излишне нервничает, бережется… Вот тут между нами была отчетливая разница: он берег себя, а я – нет! Мне было сейчас плевать на все! И, покружившись еще, я прыгнул и уклонился от его поднятой руки. И поднял и опустил – свою. И потом опять… И когда Рашпиль упал, я осмотрелся торопливо – ища взглядом третьего, мгновенно вспомнив о нем!

Третьего не было… Вернее, он был, но тоже лежал. И не двигался. А тот, кого избивали, теперь стоял над ним – на коленях. И медленно утирал фуражкой окровавленное свое лицо.

– Ну, братишка, – тихо сказал он мне, – спасибо! Выручил… Без тебя они бы, сволочи, меня добили.

С трудом, кряхтя, он поднялся. Натянул на лоб фуражку. И на околышке ее – в лунном свете – блеснул морской серебряный краб.

* * *

Человек, которого я выручил, оказался штурманом Северного тралового флота. Он приезжал сюда на побывку, к родне. И загулял. И связался по пьяному делу с проституткой, а та навела его на шпану. Морячка стали грабить – и завязалась драка… История, в общем-то, была проста и обычна, но закончилась она кровью – и потому оставаться здесь нам уже было нельзя!

– Едем со мной, – сказал штурман, – в Мурманском управлении у меня друзей полно; что-нибудь придумаем!

И вот так, нежданно, я всплыл со дна на поверхность. И двинулся теперь по дороге, именуемой в мореходных лоциях Великим Северным морским путем.

Часть шестая

Ветер странствий

Ветер. Сумерки. Час прилива.

Шторм над Беринговым проливом…

Шторм крепчает. Во весь простор —

от Аляски и до Таймыра.

Друг на друга глядят в упор

две земли, два несхожих мира.

Две земли… С этой мыс, и с той.

И стоят над водой сурово

Англосакс да казак простой;

мыс Уэльского,

мыс Дежнёва.

Глава 1

Великий путь

Великий Северный морской путь (или же, в виде упрощенной аббревиатуры, – Главсевмор) пролегает вдоль полярных побережий Азиатского