Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

механик, и мы все отнеслись к предложению поляка с полной серьезностью. Разумеется, мы были очень пьяны тогда – и как бы отключились от реальности… Ну, а кроме того, никто из нас не знал в точности, какие у этих американцев порядки? Может, у них и действительно имеются в кубриках женщины? Это мы здесь чтим старинные обычаи, боимся допускать женщин на борт, а Америка-то ведь – на другой стороне планеты! У них там, возможно, все наоборот!..

Белобрысый поляк (его звали Стасем) поспешно ушел – и воротился через четверть часа. За это время каннибал успел проиграть последнюю свою ставку. И когда Стась появился в дверях столовой, его встретил восторженный рев русских… Но тут же все умолкли: посланец воротился один!

– Эй, – грозно спросил механик, – где же баба?

– Тут, тут, – пробормотал он, – все тут! Без обману!

Протиснувшись сквозь толпу, Стась положил на стол небольшой плоский чемоданчик. Раскрыл его со звонким щелком. И жестом фокусника извлек оттуда нечто розоватое, блестящее, напоминающее пластиковый или резиновый пакет.

– Теперь глядите, – мигнул Стась. – Слабонервных прошу удалиться! Дети до шестнадцати лет не допускаются!

И, развернув странный этот пакет, он пригнулся и начал надувать его, багровея.

И перед изумленными нашими взорами постепенно образовались, вырисовались очертания женской фигуры. И чем сильнее надувал ее Стась, тем все более объемной она становилась – распрямлялась, оживала, росла…

Кукла оказалась большой – метра полтора в длину – и выглядела теперь вполне натурально. Сработана она была по голливудскому стандарту: с белыми прямыми прядями волос, с выпуклой грудью и круглой, лоснящейся задницей. Там-то вот, сзади, и находилось отверстие для воздуха…

– Ну а прочие детали, – завинчивая пробку, пояснил Стась, – тоже на своем месте и вполне годны к употреблению… Желающие могут убедиться, посмотреть!

Желающих оказалось множество. Лежащую на столе красотку обступили со всех сторон. И кто-то вздохнул протяжно:

– Ну прямо как живая! Сама на грех просится… А имя-то хоть есть у нее?

– Есть, – отозвался Стась. – Мэри. Прошу любить и жаловать!

– Ее бы еще приодеть – так, чуть-чуть, для соблазну…

– Это тоже можно, – кивнул Стась. И деловито стал извлекать из чемодана и показывать собравшимся кружевные трусики, бюстгальтер, ажурные черные чулочки с красными подвязками. – Девочка с приданым!

– И где ж это вы достали такую, а? – спросил гулкий бас.

– Прислана из Квебека – по специальному заказу!

– Во, канадцы! – хохотнули в толпе. – Во, черти, что делают!

– Да, это сервис…

Сидящий рядом с механиком парень сказал, похлопав его по плечу:

– Повезло тебе, старик, поперло!

– Да какое там – поперло? В чем – повезло? – внезапно и резко отозвался механик. Все это время он сидел тихо, а теперь его вдруг прорвало. Он был явно обижен и раздосадован, – он ведь рассчитывал на другое!..

– Связался с жульем. Проигрывают, а по счету не плотют.

– Это кто ж тут – жулье? – нахмурился Стась.

– Да вы оба, кто же еще! Вы мне что подсунули?

– А тебе, значит, не нравится…

– А что ж мне тут может нравиться? Я пока еще – не онанист, не извращенец, не псих.

Стась что-то быстро проговорил, обращаясь к своему другу. И тот, разинув зубастую пасть, захохотал, тряся животом стол. Потом он бросил несколько отрывистых фраз… Механик спросил с подозрением:

– Это он о чем?

– О тебе, – пояснил поляк, – говорит: ты не псих, ты просто дурак!

– Что-о? – взревел, поднимаясь, механик. – Я?..

– Ладно, черт с тобой, – махнул рукой Стась. – Не нравится девочка, я ее обратно заберу.

– Ну уж нет, – возразил механик, – что это еще за новые фокусы!

– Но ты же сам сказал.

– Не важно. Теперь она – моя! Что захочу, то и буду с ней делать.

– Н-да, – медленно проговорил Стась, – я вижу, ты не просто дурак. Ты именно – псих! Настоящий, клинический…

И в этот самый момент за соседним столом вспыхнула шумная ссора. (Там ведь тоже играли и пили!) Послышались хриплые вопли, звон разбитого стекла. И это послужило мгновенным сигналом к всеобщей свалке.

Механик со Стасем сцепились, рухнули на пол и покатились, рыча…

Я же оказался в самом центре водоворота, среди мелькающих кулаков и перекошенных лиц. Почему-то все люди постепенно сгрудились, скопились вокруг нашего стола – вокруг Красотки! И какое-то время я вертелся там – уклоняясь от ударов и сам ударяя кого-то…

А потом, все заслоняя, возникла передо мною ухмыляющаяся, оскаленная – вся в каких-то жутких орнаментах – физиономия негра.

Помнится, я несколько раз наскакивал на него – снизу вверх, по-петушиному (причем злости у меня никакой не было, был хмельной азарт борьбы!), и он лениво оборонялся, загораживался… Но потом это ему, очевидно, надоело. Он развернулся стремительно – и в следующую секунду комната с треском перевернулась в моих глазах. Я сразу очутился под столом. И там успокоился, затих, задремал…

Когда я очнулся, побоище уже кончилось и помещение опустело. Я лежал один, под столом, среди обломков мебели. А рядом со мною – непонятно, как сюда попавшая, – валялась злополучная Красотка. Вид у нее был плачевный, она явно успела побывать под ногами. Резина сморщилась, и груди опали, и на животе ее темнел рубчатый отпечаток чьей-то гигантской подошвы.

Да и сам я тоже выглядел не лучше… Рубашка моя была разорвана, лицо – в крови. Нос распух, расплылся и сильно болел; до него нельзя было дотронуться. Уж не сломал ли его негр? – подумал я, только этого мне не хватало… (И вот это-то как раз и случилось! След негритянского нокаута остался у меня навсегда, и должен признаться, красоты он мне никак не прибавил.)

Подобрав куклу, я спрятал ее за пазухой, – чего ж ей было зря валяться? И, пошатываясь, прикрывая лицо ладонью, побрел к дверям. И едва только вышел наружу – услышал милицейские свистки.

Меня арестовали и отвели в портовую комендатуру. И оказалось, что я – единственный, кого власти смогли задержать! Остальные участники драки успели скрыться. Кто-то их вовремя предупредил… Меня же ребята не заметили, забыли. И мне, таким образом, пришлось теперь отдуваться – одному за всех.

В комендатуре я натерпелся сраму! Меня долго там мытарили, допрашивали, составляли протокол. А затем я был доставлен под конвоем на борт корабля. И сдан под расписку вахтенному начальнику.

Он холодно – с каким-то брезгливым любопытством – осмотрел меня. И сухо усмехнулся:

– Вот так ты, значит, начинаешь свою морскую карьеру? Хорош… Ну ладно. Умойся, приведи себя в порядок, а потом – зайди-ка к старпому. Он хочет с тобой поговорить.

Час спустя я находился уже