Deepfake. Где ты? Проснись! - Андрей Владимирович Курпатов

Например, почему мир цветной? Потому что наш глаз так устроен, что мы воспринимаем эти цвета. А почему в нём есть пространство и время? Потому что так устроен наш мозг, что всё воспринимает в пространстве и времени.

А почему нам кажется, что у мира должен быть Творец? Ну, потому что нам кажется, что у нас есть «я». Мы, конечно, можем поменять Творца на Эволюцию, но хрен редьки не слаще – это всё тот же эффект «психологического антропоморфизма».

Нам главное – назвать, а всё остальное мы уже нарисуем, додумаем.

Пока не могли вообразить себе единого Творца, пользовались идеей духов. Расплодились духи до невозможности – мы их организовали в пантеон мифических богов с того же Олимпа. Когда же наш индивидуализм достиг предела, мы, наконец, сократили всё их семейство до одной сущности.

В Индии и Китае, поскольку до такого индивидуализма там дело не дошло и само мировоззрение более коллективистское, а не центрированное на одной личности, так единобожие и не утвердилось.

Конфуцианство – хоть и не религиозное в строгом смысле учение, но и там есть божественное «Небо» («Тянь») – «космический порядок», управляющий миром, как коммунистическая партия. В даосизме божественное, словно по Гегелю, пребывает в постоянной, диалектической борьбе сил. И даже Будда – не Бог, а просто Просветлённый, узревший Нирвану за колесом рождений и смертей, и молиться ему не принято.

Но не будем углубляться в нюансы различных вероучений.

То или иное «я» – то ли общественное, то ли личное – мы в любом случае в мире обнаружим. Мы ведь не можем иначе, глядясь в зеркало.

Поэтому мы и не можем представить себе ничего, что не обладало бы внутренней сущностью – её эйдосом, даймоном. Куда ни взглянем, отовсюду торчат уши психологической иллюзии нашего «я»: конкретные вещи мы одушевляем эйдосами, а мирозданье – Духом.

В общем, черепахи до самого конца… В этом, разумеется, нет ничего плохого. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось.

Проблема в том, что именно благодаря эволюции (тут прошу понять меня правильно – нам иначе не разобраться) мы и плачем куда больше положенного.

Целое частей

Слова в языке вносят определённость в представление о сущем.

Аристотель

В предыдущей главе мы предприняли методологический ход – разложили наше «я» на три составляющие: «телесное я», «социальное я» и «сознательное я». Но являются ли они самостоятельными единицами?

Нет конечно. Просто нам так легче представить – взять, умозрительно разделить на части и поставить в ряд. Но не надо забывать, что этот ряд – лишь когнитивная уловка, с помощью которой мы пытаемся обойти свою ограниченность.

Целое, как учил нас Платон, есть нечто большее, нежели сумма его частей. А потому если мы что-то делим, мы это убиваем.

Проведённый нами анализ заставляет думать о человеке как о своеобразной матрёшке, где три «я» как бы вложены друг в друга. Но на деле они не просто вложены – между ними вообще нет никакой границы.

В самом раннем детстве наш мир был совсем иным – мы воспринимали его непосредственно, без помощи понятий и слов. Мы видели не «игрушки», «комнату» или «маму», а просто были в потоке переживаний. Наш мозг создавал узоры света и тени, цветовые пятна, движущиеся формы, но мы не думали о том, что видим, – мы просто видели. Мы не анализировали звуки, а просто слышали. Мы не пытались понять или объяснить свои ощущения, а просто чувствовали.

В каком-то смысле это было похоже на состояние любого другого живого существа.

Кошка не знает, что она кошка. Она просто живёт в потоке непосредственных ощущений.

Дерево не осознаёт себя деревом – оно просто тянется к солнцу. Бактерия, не имея никакого представления о себе, прекрасно справляется с задачей выживания.

Но эволюция (что бы это ни значило) приготовила нам особый путь… Она создала мозг, который смог создавать «сигналы сигналов». Мы обрели способность нарекать вещи – давать им имена. Ветхозаветная Книга Бытия рассказывает, как Бог создаёт «животных полевых и всех птиц небесных», а затем приводит их к человеку, «чтобы видеть, как он назовёт их, и чтобы, как наречёт человек всякую душу живую, так и было имя ей».

Мы начали видеть мир через призму понятий, которые лишь отражают нашу собственную функциональность, и он раскололся на то, что нами переживается, и то, что нами мыслится. Вместо непосредственного восприятия потока жизни мы обнаружили себя на карте реальности, состоящей из понятий и целых концепций.

Мы стали жить в мире, где всё имеет название, определение, подпадает под какую-то классификацию.

Но главным открытием, конечно, стало для нас слово «я». С этого момента мы перестали быть частью единого потока бытия. Возникла граница между «мной» и «миром», «внутренним» и «внешним». Мы стали центром собственной вселенной – вселенной, существующей только в нашей голове.

Как тут не вспомнить библейское изгнание из рая? Мы вкусили плод с древа познания – научились различать добро и зло, истину и ложь, красоту и уродство.

Не менее драматично, что так мы научились видеть и границы между вещами – отличать их одну от другой, словно бы они и в самом деле самостоятельны и отдельны.

На этом различении и строится теперь наш с вами индивидуальный мир, который более не совпадает с миром действительным, а является как бы мирком в Мире.

Горе уму

Самые впечатляющие способности нашего разума подобны павлиньему хвосту: это инструменты для ухаживания, эволюционный смысл которых – вызывать интерес у половых партнёров и развлекать их.

Джеффри Миллер

Цена, которую мы заплатили за своё «знание», оказалась очень высокой: мы потеряли непосредственную связь с реальностью.

Слово «я» вытолкнуло нас из мира и противопоставило его нам. Нас одних – ему всему.

Выбора у нас, конечно, не было, мы и не могли поступить иначе. Развитие живого, которое мы называем эволюцией, загнало нас в этот капкан. Рост префронтальной коры привёл нас туда, где мы оказались. Ничего чудесного, конечно, в этом нет. Это случайность. В каком-то смысле досадная.

Робин Данбар

Профессор Оксфордского университета, знаменитый Робин Данбар нашёл косвенные, но очень убедительные доказательства разрастания наших мозгов: если для выживания нашему виду нужно было сбиваться в большим стаи, нам нужны были большие объёмы коры.

Конечно, всех соплеменников нужно помнить, строить с ними отношения, понимать социальную иерархию в нашей группе.

И постепенно мы стали использовать эти избыточные объёмы мозга для перевода жестов в устную речь

(наши речевые центры располагаются в мозге там же, где жестикуляция в мозге приматов).

В результате мы стали всё больше и больше общаться, ну и договорились за две сотни тысяч лет до цивилизации…

Джеффри Миллер

Возможно, впрочем, дело не только и не столько в нашей социальности, а в продолжении рода. Именно такое предположение выдвинул блестящий эволюционный психолог Джеффри Миллер.

Способность к мышлению и языку могла показаться самкам нашего вида чем-то сексуальным.

Ведь любое сложное поведение – это признак хорошего генетического материала, а речевое поведение простым точно не назовёшь.

Вот мы и развили речь, как павлины хвосты, – чтобы привлекать самок. Понятно, что и самки наши не отставали – речь ведь не пёстрый хвост, нужно уметь её понять.

В результате мужчины щеголяли способностью к созданию витиеватых речевых конструкций перед дамами, а те тренировались их интерпретировать. Ну и пошло-поехало вплоть до письменности и университетов.

Некоторые антропологи, впрочем, считают, что