Благородство духа. Утраченный идеал - Роб Римен

[«золотой век надежности»] буржуазно-капиталистического общества. Но крушение этого мира уже давало о себе знать. Разразилась Первая мировая война, в России вскоре вспыхнула большевистская революция. Та самая революция, которой, как и предвещал интеллектуальный страж человеческой души, предстояло нести с собой не свободу, а террор. И в личности Владимира Ленина нашла воплощение мысль Сократа: интеллектуал, обладающий абсолютной властью.

III

Еще один разговор вписан в память европейской истории. Хотя он состоялся всего лишь через шесть лет, и в Мюнхене, не столь далеко от горы, где пребывали наши прежние собеседники, европейский мир коренным образом изменился. Первая мировая война была позади, Германской империи более не существовало. В России диктатура пролетариата стала осуществившимся фактом. Как теперь должно было выглядеть будущее Европы?

В Швабинге, мюнхенском квартале художников и интеллектуалов, в доме известного графика и книжного иллюстратора Сикста Кридвисса, регулярно собирается блестящий кружок, чтобы провести «diskursive Herrenabend» [вечер за разговорами в мужской компании]. Так происходит и в один из весенних дней 1919 года; среди прочих присутствуют: приватный ученый, эрудит, д-р Хаим Брай-зЗхер] д-р Эгон Унруэ, философствующий палеозоолог, профессор Георг Фоглер, историк литературы; профессор Хольцшуэр, историк искусства и исследователь творчества Дюрера. Один богатый фабрикант и несколько представителей аристократических семейств — приветливые моло-Дые люди, впрочем не блиставшие особым умом, — также отвели себе этот вечер, для того чтобы побыть в избранном обществе. Кроме того, присутствует прославленный поэт Даниэль Цур Хёэ, читающий выдержки из своих Прокламаций, из которых одна оканчивается призывом: «Soldaten! с Überliefere euch zur Plünderung — die Welt!» [Солдаты! Я отдаю вам на разграбление — весь мир!»] «Великолепно, прекрасно, просто великолепно!» — слышится, когда поэт вновь занимает свое место за общим столом.

После высокого поэтического искусства опять возвращаются к теме разговора: взглядам на нынешнее состояние общества. Со всей объективностью нужно констатировать, что из-за всего случившегося во время войны индивидуум претерпел ужасающую утрату ценностей и поэтому также возросло равнодушие к человеческим страданиям. Это может объясняться только что закончившейся четырехлетней кровавой бойней, однако не нужно себя обманывать: война лишь завершила то, что началось уже значительно раньше и что заложило основы нового отношения к жизни. Демократическую республику и свободу, которую предоставляет последняя, наш кружок никоим образом не принимает всерьез. И вновь приходится беспристрастно констатировать, что нынешние времена — это эпоха масс, которые возможно держать под контролем только с помощью принуждения деспотического правления.

В разговорах культур-критического авангарда важную роль играла вышедшая за семь лет до войны книга Жоржа Сореля Réflexions sur la violence [Размышления о насилии]. Неумолимо предсказываемые автором война и анархия, его определение Европы как арены чудовищных военных сражений, его теория, что народы этой части земного шара всегда могли объединяться лишь одной идеей: ведением войны, — все это сделало ее книгой века. Восторгались выводами Жоржа Сореля, о том, что отныне стимулами политической энергии станут близкие восприятию масс мифы: басни, кошмары, химеры, которые вообще не имеют ничего общего с правдой, разумом, наукой, — чтобы тем не менее бесповоротно влиять на жизнь и историю. Важнейший тезис книги гласил, что насилие выступает победоносным партнером истины. Из книги становилось ясно, что участь истины близко родственна, фактически идентична, участи индивидуума и что эта участь — крушение. Книга открывала постыдную пропасть между истиной и силой, истиной и жизнью, истиной и человеческим обществом. Она неявно давала понять, что последние гораздо предпочтительней первой. Общество должно иметь мужество решиться на sacrificium intellectus [жертвоприношение духа]: на то, чтобы, жертвуя духом, отказаться от истины и разума в пользу насилия.

Наши интеллектуалы оживленно обсуждают приближение старо-нового, революционно-реакционного мира. В этом мире такие связанные с идеей индивидуума ценности, как истина, свобода, право, принесены в жертву насилию и диктаторской власти. Человечество вновь впадает в состояние средневековой теократии. Регресс и прогресс, старое и новое сплавляют воедино. Кружок единодушен во мнении, что гуманная тепличность буржуазной эпохи должна уступить место обществу, которое примет форму, приспособленную для суровой и мрачной эпохи, глумящейся над гуманностью и культурой. Культура, гуманность. С ними покончено. Пришло время реварваризации.

Таков был диагноз будущему Европы, там, в Мюнхене, в тот свежий весенний вечер 1919 года. Примечательно, что начитанные интеллектуалы, сами представители европейской культурной традиции, совершенно беззаботно ставят этот диагноз грядущего. Больше того: пусть придет варварство, обращенное вспять продвижение к эпохе, предшествовавшей европейской цивилизации, — считалось, что это весьма интересно, даже хорошо, потому что это — грядущее, и познать его — достижение и удовольствие. Удовольствие, ибо как можно было не симпатизировать разрушению жизненных ценностей, которые слишком долго считались несокрушимыми.

Когда Томас Манн, который в Волшебной горе (192) уже написал хронику заката европейской культуры, с содроганием запечатлевает для будущих поколений эту беседу в Докторе Фаустусе, видения культурной элиты его города уже стали реальностью. Основания более чем двухтысячелетней культуры разрушены, власть и насилие торжествуют над истиной и свободой.

«Пока в государствах не будут царствовать философы; либо цари, сегодня зовущиеся таковыми,  и другие властители не станут истинными и хорошими философами и пока политическая власть и философия не попадут в одни руки, до тех пор государства не покончат со злом,  так же как и весь род человеческий». Так ли это, Сократ?

IV

11 сентября 2001 года четыре самолета в США были захвачены девятнадцатью террористами. Один самолет рухнул, по всей вероятности, из-за того, что пассажиры вступили в борьбу с захватчиками; один самолет разрушил крыло американского министерства обороны, два других врезались в башни World Trade Center [Всемирного торгового центра] в Нью-Йорке. Более трех тысяч человек погибли, среди них все авиапассажиры и четыре сотни пожарных, находившихся в башнях в тот момент, когда те обрушились в результате атаки.

Политические лидеры и большая часть западного общества рассматривают это нападение как атаку на западную культуру. Значительная группа видных, желающих задавать тон интеллектуалов не разделяет этого мнения. «Обездоленные, бессильные, терроризируемые, несовершеннолетние отвечают террором на террор», — формулирует нидерландский журналист Стан ван Хуке. Итальянский интеллектуал и нобелевский лауреат Дарио Фо заявляет: «Крупные спекулянты позволяют себе сладострастно плескаться в экономике, которая год за годом обрекает на гибель миллионы людей. Что такое для Нью-Йорка даже и двадцать тысяч трупов? Насилие — законное дитя культуры голода и бесчеловечной эксплуатации». Сьюзен Зонтаг, икона интеллектуального истеблишмента Нью-Йорка, задается вопросом: «Где признание того, что это была не “трусливая” атака на “цивилизацию”, “человечность” или “свободный мир”, но атака на Соединенные Штаты, провозгласившие себя единственной мировой сверхдержавой; атака как следствие особых интересов и действий Соединенных Штатов?» Всемирно известный писатель Норман Мейлер поведал в Амстердаме восхищенной интеллектуальной публике: «Всё, что