В Рождество у каждого свой секрет - Бенджамин Стивенсон

Я все объясню.

Джульетта позвонила. Даже в беззвучном режиме дребезжания телефона оказалось достаточно, чтобы раздраженный сосед покосился на меня. Я поморщился с виноватым видом и написал Джульетте:

Я в театре. Только текстовым <br>сообщением.

Джульетта. Эрин?

Я. Она просила меня приехать.

Джульетта. А подробнее?

Я. Клянусь, Джулз, ничего такого! <br>Я не развлекаюсь в горах со своей бывшей.

Джульетта. Подожди, что?

Я. Мы давно в разводе. Не из-за чего <br>беспокоиться. Мне не стоило приезжать.

Тереза закончила выступление неприличным диско-танцем в исполнении трех добровольцев, и зрительный зал одобрительно взревел. Сосед хлопал особенно энергично, больше поглядывая на меня, чем на сцену. Когда Тереза с подпрыгивающим на ходу ярко-красным носом ускакала со сцены, багряный занавес от пола до потолка внезапно раздвинулся, открыв на всеобщее обозрение диковинную, но впечатляющую декорацию, изображающую мастерскую Санты.

Первым под предвкушающий гул зрительного зала на сцену выбежал Шон, покрутил телефонные диски, понажимал на огромные разноцветные кнопки в стиле Вилли Вонки[9], поглядывая на часы и нахлобучив на голову шляпу исключительно для того, чтобы показать нетерпение. Редко когда увидишь, чтобы человек ждал запоздавший автобус в шляпе-цилиндре.

Шон изобразил пантомиму, хлопнул себя обеими руками по щекам, обернулся к публике и сказал взволнованным шепотом:

— Он идет!

Пророкотали барабаны, к потолку, как на концерте рок-звезды, взметнулись струи пламени, приветствуя появление Райлана. Это было настоящее пламя, оно обожгло мои щеки, и в зале запахло чем-то вроде пороха. Райлан поклонился, снял шляпу-цилиндр, превратил ее в колпак Санты и с самодовольным видом натянул себе на голову.

Я вернулся к телефону. Джульетта прислала новое сообщение — представьте себе, со смеющимся смайликом. Я отправил ей вопросительный знак.

Джульетта. Разумеется, ты должен был <br>поехать, тупица.

Я. Ты на меня не сердишься?

Джульетта. Пожалуйста, не думай обо мне <br>таких банальностей. Во-первых, я тебе <br>доверяю. Во-вторых, Эрин для нас не чужой человек. <br>Конечно же, мы должны ей помочь.

Я. Так ты не сердишься?

Джульетта. Я закипаю от злости, Эрн.

На сцене Шон методично протыкал шпагами ящик, в который только что забрался Райлан. Я ему сочувствовал.

Джульетта. Почему ты считаешь, что <br>не обязательно мне рассказывать о таких <br>вещах? Убийство! Тебе может грозить опасность. <br>И это перед самым Рождеством?

Я. Я просто сказал, что должен помочь Эрин.

Джульетта. А я сказала, что МЫ должны <br>помочь Эрин.

На сцене Райлан создавал голубей и заставлял их исчезать по своему капризу. А я представлял, как скрипит экран телефона Джульетты под напором ее пальцев.

Джульетта. Объясни мне, как ты, с такой <br>чувствительностью, раскрыл столько <br>убийств?

Я. Думаю, с мертвыми мне проще, <br>чем с живыми.

Справа от меня в конце прохода кто-то зашипел. Я обернулся и увидел подзывающую меня Во. Когда я протискивался к ней мимо соседа, он картинно откашлялся. Похоже, Джош все-таки ухитрился раздобыть билет, он сидел в последнем ряду с торчавшей над плечом камерой. Камеру он прикрывал ладонью, но между пальцами пробивался предательский свет маленькой красной лампочки, и если даже билетеры ничего не заметили, то уж я-то точно видел, как он незаконно ведет сьемку.

Чтобы приглушить шум, в театре установили сдвоенные двери, совсем как в шлюзовой камере космического корабля, и Ивонна ждала меня в закутке между ними. Я придержал ногой внутреннюю дверь, краем глаза наблюдая за шоу. На сцене Райлан распиливал Терезу пополам.

— Что-то происходит, — торопливо зашептала Ивонна. — Вы ведь детектив, верно?

— Вроде того.

Она подпрыгивала на носочках, нервничая сильнее, чем парень в парике перед прыжком с парашютом.

— Вы уже все выяснили насчет убийства?

Не знаю, чего она больше опасалась: рассказать что-то мне или быть замеченной за этим делом. Я хорошо ее понимал. Обычно в детективных романах тот, кому не терпится поделиться тайной, имеет ограниченный срок годности.

Мысленно я перебрал все, что узнал к этому моменту. Ужасное алиби Эрин, на котором она настаивала, головоломка с тем, как можно было испачкать ее руки в крови, чтобы она ничего не почувствовала, звонок Лайла с сообщением о собственном убийстве за день до самого убийства, его же предсмертный ночной визит в театр, участники шоу, намерение Райлана и его менеджеров выкупить театр у фонда и, наконец, тело Лайла, надпись кровью на плитках пола и след иглы на его руке.

Райлан на сцене демонстрировал пулю.

— Это настоящая пуля, — объявил он и наклонился к первому ряду. — Не желаете убедиться, сэр? Вам когда-нибудь приходилось стрелять из пистолета? Вы, случайно, не коп? Хорошо. Но вы видели раньше настоящую пулю? Ах, вы фермер? Значит, у вас есть оружие? Для охоты на кабанов? Ладно-ладно, я смотрел «Волчью яму»[10]... — Он помолчал, предоставляя зрителям время отсмеяться. — Так вы подтверждаете, что это настоящая пуля? Насколько вы можете судить? Для меня этого достаточно. Благодарю вас, прекрасно, позвольте забрать ее обратно. Леди и джентльмены, мы получили подтверждение, что это настоящая, а значит, смертельная пуля.

Шон протянул ему длинноствольный револьвер, шестизарядный, который подошел бы ковбою. Я следил за руками Райлана, надеясь заметить, как он подменит настоящую пулю восковой. Хотя мне уже объяснили этот трюк, все выглядело так, будто он по-прежнему держал в руке ту же самую пулю.

Подняв револьвер так, чтобы зрителям было видно, Райлан со щелчком загнал пулю в барабан. Шон подкатил столик с шестереночным механизмом, а Райлан вставил в эту штуковину револьвер. На другой край сцены Тереза вывезла устройство, которое я уже видел по телевизору в «зеленой комнате»: деревянную гильотину со сверкающим серебром ножом наверху.

Подойдя к гильотине, Райлан провел средним пальцем по ножу, картинно поморщился и под нервные смешки публики пососал палец, как будто порезался. Полутьма театра заставляла поверить во что угодно: что сейчас 1776 год, что это Кошачий бал[11] или что фокусник готов рискнуть жизнью.

Райлан встал на колени, и Тереза заперла колодки вокруг его шеи на два старинных морских навесных замка, а затем надела наручники на заведенные за спину руки.

— У меня есть две минуты, чтобы освободиться из колодок, прежде чем упадет нож гильотины, — объявил он, и в глубине сцены зажегся экран с ярко-красными цифрами «2:00» на таймере. — Я могу снять наручники и эти два замка, но возникает другая проблема: стоит мне приподнять колодки,