В Рождество у каждого свой секрет - Бенджамин Стивенсон

class="p1">Я бросился разнимать их, но тут дверь с грохотом открылась и в зал вошли двое полицейских вместе с волной обжигающего жара. Первый был в штатском, — видимо, он уже ушел на рождественские каникулы и его, судя по разрумянившимся щекам, вызвали сюда прямо из бара. Второй была женщина в форме, и то, что ей пришлось выходить на дежурство перед самым праздником, говорило о ее подчиненном положении.

Первый полицейский остановился прямо под лучом опущенного прожектора, словно тоже участвовал в представлении. Он щелкнул пальцами, и его помощница подбежала к Джошу Фелману. Я не расслышал, что она говорила, показывая на его GoPro, но, скорее всего, спрашивала, вел ли он видеосъемку.

Старший подбоченился и глубоко вдохнул через нос. Все лицо у этого парня было в оспинах, как будто целая компания тушила о него сигареты.

— Старший сержант Салливан, — представился он. — Я мог бы сказать, что рад вас всех видеть, но два убийства за день — это слишком много для моего города.

Я еле сдержался, чтобы не закатить глаза: коп, у которого есть свой город.

— Итак, до Рождества осталось четыре дня, а тут такая бойня, что камере в участке предстоит нелегкое испытание. По счастью, наш убийца проявил некоторое уважение к борьбе сил правопорядка с выбросами углекислого газа, потому что бригада криминалистов, приехавших из Сиднея на утреннее убийство, все еще здесь. Они уже едут. А пока мы побеседуем с вами. Так что для начала освободите сцену. Никто из вас не выйдет отсюда, пока я не возьму у каждого показания, не сниму отпечатки пальцев и что там еще вы из себя сможете выдавить. Мне нужен также отчет о бронировании билетов, чтобы вычислить всех тех зрителей, что здесь были. Уразумели? — Говорил он невнятно, и последнее слово прозвучало у него как «разомлели». — За исключением вас, Каннингем. Ох, вот только не притворяйтесь удивленным тем, что я вас знаю. И этого журналиста, — показал он большим пальцем на стоявшего в глубине зала Джоша. — Вы оба — на выход!

Я открыл рот, собираясь выразить протест, но он скрестил руки на груди. Я понял, что дальше речь пойдет о незаконном присутствии на месте преступления — на его месте преступления, а потому решил не настаивать и спрыгнул со сцены.

— Я видел не меньше, чем любой из них, — сказал я. — И даже пытался предотвратить это.

— Да что вы говорите! — фыркнул Салливан. — Прошу меня извинить, я и не знал, что ему прострелили голову, как вы считаете. Я думал, что ему голову отрубили.

Его взгляд метнулся к двум прикрытым материей бугоркам на сцене.

— Я могу вам помочь, — раздраженно произнес я. — Компания Райлана сделала фонду предложение по недвижимости — по этим театрам. Грандиозная сделка. Возможно, это связывает оба убийства.

— Возможно. По счастью, убийца уже у нас в камере. Уверен, вам это хорошо известно.

— Во имя всего святого, с чего бы вдруг, по-вашему, Эрин вздумалось помешать сделке?

— Это моя работа — все выяснить, а не ваша.

Обдумав свои возможности, я выбрал путь наименьшего сопротивления и уступил:

— Ваш город, ваши подозреваемые.

Очень хотелось театрально поклониться ему, но это было бы уже слишком.

Джош начал пререкаться с копами, не желая отдавать свои записи, и на улицу я вышел первым. Ночь была душная, без малейшего намека на спасительный ветерок. Одно дело — палящее солнце, но неподвижный ночной воздух давил, словно плотное одеяло. Я чувствовал себя куском мяса в вакуумной упаковке собственной кожи. На деревьях стрекотали цикады, их бумажный шорох наполнял воздух статическими помехами. Звезды драгоценными камнями висели в темно-синем небе.

На парковке осталось семь гражданских машин и одна патрульная. Столько же я насчитал и подозреваемых, сейчас находившихся в театре. Но с учетом жертвы получалось, что одной машины не хватало.

Кто-то уехал с места преступления.

Я вдруг понял, что не видел Динеша в зале, после того как он опустил прожекторы. Не хотелось бы торопиться с выводами, но его поспешный уход был явно не к добру. Проблема в том, что я понятия не имел, где живет Динеш. К тому же, хотя я и раскрыл за последние годы несколько убийств, поисками пропавших мне еще заниматься не приходилось. Это вообще не мой профиль.

И тут я заметил пристегнутый к дереву велосипед. Значит, Динеш все еще здесь. Только не внутри театра.

Безветренная ночь была истинным мучением из-за духоты, зато звуки разносились далеко.

Вот почему я так отчетливо услышал чей-то крик в глубине буша[12].

Глава 14

Я с разбега вломился в кустарник. Острые когти ветвей тянулись к моим рукам, каменистые кочки лупили по ногам, бросая меня из стороны в сторону, как мячик на веревочке.

Каждому известно, что без плана в буш лучше не соваться. Стоит сделать пару шагов, и ветви деревьев сомкнутся над вами, закроют небо, корни потянутся из земли, совьются, образуя лабиринт, меняющийся всякий раз, как только вы захотите обернуться. Чувство направления быстро собирает вещички, надежда готова отъехать с минуты на минуту. Поисковые партии нередко находили людей, умерших от обезвоживания, всего в паре метров от шоссе. Представьте, что вы умираете в полной уверенности, что никто никогда вас не найдет, тогда как только завеса ветвей отделяет вас от парковки «Макдоналдса» и чизбургеров.

Все это я говорю лишь для того, чтобы вы поняли: если там так страшно заблудиться днем, то ночью вдвое страшнее.

Я двигался в ту сторону, откуда, как мне казалось, донесся крик. Луч моего телефонного фонарика отскакивал от стволов деревьев. В буше отказывает не только чувство направления, звуки тоже играют с вами злую шутку. Смотровую площадку не просто так назвали Эхо-Пойнт. Звуки отражаются от скал и ущелий. Кто-то может заговорить, стоя прямо перед вами, а вы решите, что он у вас за спиной.

Я шел с предельной скоростью, на какую только мог решиться. Луч фонарика то и дело выхватывал из темноты какое-нибудь животное, тотчас стрелой убегавшее в заросли под шорох листьев. Наверху блестели десятки ярких точек — сумчатые. Повсюду вокруг была жизнь.

Тут я заметил отблеск чего-то металлического, сделанного человеком.

— Динеш? — позвал я, осторожно приближаясь.

Не хватало еще сломать ногу или разбить голову при падении. А то и еще хуже — сорваться