Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

день по восемнадцати льё, и мог бы прошагать и больше, если бы ему предстоял лишь один день пути; но идти надобно было не менее трех дней[134]. На третий день, в каких-нибудь пяти льё от Парижа, к нему подошел седовласый старик, тащивший тяжелую корзину. Некоторое время они шли вместе. Эдмону хотелось прибыть в Париж засветло, и он шагал очень быстро.

— Ах, молодой человек! Какой вы счастливец, — сказал старик, — ваш мешок для вас сущее перышко, а между тем я готов побиться об заклад, что он тяжелее моей ноши! Дело в том, что помимо корзинки я несу бремя своих семидесяти лет. Лучше ступайте дальше один.

Эдмона тронули слова старика.

— Если вам угодно, — ответил он, — я донесу до города вашу корзину; она не обременит меня, а я не лишусь вашего приятного общества и вашей занимательной и поучительной беседы.

Рассказы старика (то был уроженец Лиона, то и дело пребывавший в разъездах по торговым делам) вызвали восхищение юного Ретифа. Торговец не сразу согласился на его предложение; но оно отвечало его желаниям, и Эдмону не пришлось долго его упрашивать. Так дошли они до Вильжюифа, где старик предложил спутнику небольшое угощение; но молодой человек не пил вина, к тому же он торопился прибыть на место и попросил отложить угощение до Парижа.

— Но вы наверно устали?

— Если бы на беду вы не владели ногами, я понес бы и вас с вашей корзиной.

Лионец был в восторге, что нашел столь услужливого попутчика.

— Я надеюсь на вас, как на родного сына, — сказал он. — Мне необходимо здесь немного задержаться. Передайте мне корзину, но, если позволите, я переложу в ваш мешок самые тяжелые вещи.

По своей невинности и простоте Эдмон охотно согласился. Старик распорядился по-своему; сложив свои вещи в мешок Эдмона, он снова зашил козью шкуру толстой ниткой; молодой человек взвалил ношу на плечи и собрался в путь.

— Если я вас не нагоню у городских ворот, — сказал ему старик, — то подождите меня вот в этом месте, — и он дал юноше адрес трактира на улице Муфтар, где был завсегдатаем.

Эдмон один подошел к заставе. Его спросили, что у него в мешке. Он отвечал, что там его одежда и белье.

Кожу слегка распороли и, удостоверившись, что он сказал правду, не стали рыться в его вещах. Впрочем, известно, что таможенные надсмотрщики тщательно обыскивают лишь подозрительных. Лицо юноши дышало наивностью и простодушием и, естественно, он не вызвал у них подозрений. Его пропустили; он разыскал трактир и стал поджидать старика, чтобы вернуть ему вещи.

Тот и не думал догонять Эдмона и не вошел в город через ту же заставу. Он направился к воротам Сен-Бернар, где его обыскали до рубашки. За ним даже следили некоторое время, ибо знали его хитрости и были уверены, что он что-то проносит. Лионец пошел на улицу, находящуюся далеко от трактира, указанного им Эдмону, и тут же послал к нему мальчугана. Тот проводил Эдмона к знакомым старика, которым юноша и передал доверенные ему вещи; затем его провели к лионцу.

Хитрый старик, едва увидев Эдмона, бросился его обнимать, рассыпался в благодарностях и всячески выражал свою признательность. Такие чрезмерные изъявления чувств поразили Эдмона. Обласкав юношу, старик предложил ему луидор. Эдмон, красный от смущения, поблагодарил старика, уверяя, что рад оказать услугу почтенному человеку и не нуждается в столь высокой оплате. Он только попросил, чтобы его проводили к прокурору, к которому направлялся. Однако торговец настаивал, чтобы он принял луидор и, желая его убедить, открыл ему, сколь важна оказанная им услуга.

— Вы пронесли для меня больше чем на сто тысяч ливров товаров, — сказал он. — Я предлагаю вам сущий пустяк, честно говоря, я должен бы вознаградить вас гораздо щедрее. Но теперь я знаю ваш адрес. Поверьте, я никогда не забуду вашей услуги.

Тут Эдмон понял, что перед ним контрабандист: очевидно, он пронес через заставу драгоценные камни. Эдмон всегда честно уплачивал налоги, зная, что они установлены на пользу королевства. Никогда у себя в селении он не жульничал при оплате сборов с вина, соли или табака. И он ответил старику как человек, убежденный в своей правоте.

— Сударь, я оказал вам услугу от чистого сердца и не раскаиваюсь в этом; но я в отчаянии, что способствовал нарушению прав короля: получить за это вознаграждение, значило бы участвовать в предосудительном поступке. Не беспокойтесь, я буду молчать — я не доносчик. Прощайте; от вас я не приму и кружки воды.

И он удалился, к величайшему удивлению старика и его хозяев.

Прокурору Молэ сразу приглянулся Эдмон, красивый малый, сложенный как Геркулес и застенчивый как девица, но он решил подвергнуть юношу различным испытаниям, чтобы узнать, заслуживает ли тот доверия. Эдмон по своей наивности не подозревал, что его испытывают; ему казалось естественным, что в богатом доме повсюду лежит золото; но будучи от природы аккуратным, он подбирал валявшиеся червонцы и складывал их стопками на письменном столе прокурора. Беседуя с глазу на глаз с двумя молодыми особами — дочерью господина Молэ и ее компаньонкой, Эдмон был с первой почтителен, со второй только учтив, но всякий раз сокращал разговор, торопясь вернуться к своим занятиям. Прокурор был счастлив, что у него в доме такое сокровище: Эдмон был неутомим, он работал быстро и споро; вдобавок он обладал на редкость красивым почерком[135], таким отчетливым, что написанное им читалось как печатный текст; он охотно брался за всевозможные дела и был на все руки мастер, — ему казалась постыдной только праздность, — таковы были нравы у него на родине, и он никогда не изменял своим принципам.

В скором времени все в доме его полюбили. Ему открыто высказывали симпатию, хвалили, но это нимало его не портило. Когда Эдмону поведали о том, как его испытывали, он был удивлен, но в ответ лишь добродушно улыбнулся.

Его высокие достоинства едва не обеспечили ему счастливую участь, и тут был им совершен едва ли не самый прекрасный поступок за все его молодые годы.

Когда Эдмон прожил год у прокурора, тот так хорошо его узнал, что пожелал иметь своим зятем; они с женой поговорили об этом с дочерью; однако сердце юной особы не лежало к Эдмону. Не осмеливаясь сказать об этом родителям, она скромно промолчала. После этого разговора на Эдмона стали смотреть