Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

— Могу за него поручиться, — ответил господин Молэ, — но если у вас есть сомнения, испытайте его, я помогу вам в этом и не выдам вас, — честь моя тому порукой.

На следующий день молодого Ретифа встретили в семье господина Помбелена еще радушнее, чем обычно. Почтенный отец семейства впервые приоткрыл ему свои планы относительно будущего дочек.

— Друг мой, — сказал он Эдмону, — с тех пор, как я стал отцом, я стараюсь как можно лучше исполнять свои обязанности по отношению к детям. Покамест дочки не подросли, они были целиком на попечении матери, я же занимался делами, старался обеспечить их будущее. С божьей помощью я в этом преуспел: оставшиеся у меня из шестерых детей две дочки получат достойное приданое. Теперь, когда они взрослые, у меня другие заботы. Помышляя об их счастье, я внимательно приглядывался к людям, особенно же изучал характер горожан; познать его было необходимо, раз мы живем в городе и дочерям предстоит здесь устраивать свою жизнь. Мои наблюдения привели меня к грустному открытию: человек, родившийся в городе, куда менее стоек, нежели тот, кто увидел свет в деревне[137]; по сравнению с последним он легковесен, беспечен, хотя бы его и тщательно воспитывали. Чтобы из горожанина сделать настоящего мужчину, следовало бы взращивать его в деревне, держать там с самого рождения до пятнадцати и даже двадцати лет, если окажется, что он развивается медленно. Каковы причины развращенности римлян и падения республики? Об этом много спорят, но все дело в том, что латиняне изнежились, проживая в городах. Это и привело к их вырождению. Покамест молодые патриции обрабатывали землю, они были добродетельны. Как однажды прекрасно сказал господин Молэ, человек, который не ценит благополучия в жизни, предается сластолюбию и становится тщеславен. Я сделал еще одно наблюдение не столько нравственного, сколько политического характера: наши старинные торговые дома, по мере того как стареют, утрачивают свою деловитость и даже, осмелюсь сказать, поступаются честностью, причем последняя выветривается, пожалуй, быстрее, чем глохнет деловое рвение. Это вполне естественно, друг мой: они становятся менее предприимчивыми, а потребность в роскоши возрастает, поневоле они забывают про честность. Я давно пришел к выводу, что мудрому отцу семейства надлежит приучать сыновей жить иначе, чем живет он сам[138], и заниматься другим делом. Скрещивание пород в сельском хозяйстве ведет к их усовершенствованию и, подбирая мужей для дочерей, отец должен помышлять об освежении крови, если можно так выразиться, и выдавать их только за молодых провинциалов — деятельных, трудолюбивых, бережливых, здоровых телом и духом, другими словами, не обладающих ни физическими, ни моральными изъянами. Пусть у этих молодых людей нет ни гроша, их добронравие и трудолюбие стяжают им состояние.

Я встречал отцов семейств, следовавших моим принципам, — их фирмы и поныне в цветущем состоянии. Но если отцы заставляют сыновей также заниматься торговлей, то последние проявляют лень и беспечнрсть; если они выдают дочерей за горожан, то их потомство вырождается не позднее, чем в третьем поколении.

Но, возразят мне, при таком порядке, где горожанам искать себе жен?.. Я предложил бы совершать обмен: пусть горожане женятся на девушках из провинции, а парижанки подыскивают себе мужей в деревне. К сожалению, это неосуществимо: что станут делать наши парижанки в деревне? Да они умрут со скуки! Я знал двух молодых парижанок, выданных замуж в деревню в Бургундии: они так и не могли привыкнуть к одиночеству, их удручали манеры мужей, и обе зачахли с тоски. Кроме того, парижанки не приспособлены к деревенской жизни и не умеют хозяйничать. Остается, таким образом, сказать: «Спасайся, кто может!» Но для своей семьи я постараюсь сделать то, что недоступно для других. Поверьте, друг мой, что если бы не ваша чрезвычайная скромность, вы не услышали бы от меня таких речей... Итак, я хочу подыскать своим дочерям партию в провинции, и еще лучше — в деревне; пусть у жениха не будет ни гроша за душой, я предпочту его парижанину, хотя бы тот и обладал независимым состоянием.

Полагая, что им сказано достаточно, господин Помбелен закончил на этом разговор, а дабы Эдмон не сомневался, что ему предназначена прелестная Роза, устроил так, чтобы она была его единственной ученицей. Эжени отправили на время к одной из теток, госпоже де Варипон, которая только что овдовела и чей единственный сын был в отъезде.

Несмотря на овладевшее им чувство, Эдмон целых два месяца не осмеливался о нем заговорить, хотя молодые люди нередко оставались с глазу на глаз. Мысль о том, что он неизмеримо беднее Розы, сковывала его откровенность. Впрочем, и врожденная скромность мешала ему признаться в любви. Эдмон был почтителен и внимателен с отцом и матерью, а к Розе относился с таким уважением, выказывал такую преданность и привязанность, что господин Помбелен уже не сомневался в подлинности его чувства. Между тем он не торопил развязки, будучи уверен, что лишенный средств молодой человек не способен отказаться от выгодной партии; как всякому наблюдательному отцу, ему доставляло удовольствие следить за развитием пылкой любовной страсти в сердце правдивом и неискушенном. Гордая Роза, покоренная достоинствами Эдмона, все же почитала себя свободной и была вполне счастлива. Опьяненный любовью Эдмон, оставаясь наедине с красавицей, говорил как можно ласковее, и голос его, ласковый от природы, был проникнут большой нежностью. В каждом его слове, даже самом незначительном, звучало «Я вас люблю!», это угадывалось и по его интонациям, и по робким почтительным взглядам.

Установившаяся между Розой и Эдмоном нежная близость таила бы в себе опасность, не будь юный любовник столь добронравен. При посторонних они обменивались многозначительными улыбками. Роза благосклонно просила его о маленьких услугах, и он спешил исполнить ее желания; она повелевала им, а он охотно повиновался.

Так обстояли дела, когда Эжени возвратилась от тетки. Несколько дней она молча наблюдала за влюбленными, потом обратилась к сестре:

— Любезная Роза, я хочу сделать тебе одно признание.

— Охотно выслушаю тебя, сестрица.

— Дело в том, что и у меня есть возлюбленный.

— «И у меня»?!

— Ну да, это мой кузен де Варипон — он признался мне в любви накануне моего отъезда. Я ему еще не ответила, но теперь, кажется, могу это сделать: ты поладила с господином Ретифом и я уже не связана обещанием.

— Право же, моя младшая сестра обладает изрядной проницательностью!

— Так я угадала? Милая сестричка! У меня гора