Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

Во время свадьбы для этого не представилось удобного случая: покамест все веселились, Эдмон один сидел в конторе; озабоченный тем, чтобы не пострадали дела, он трудился за себя и за товарищей. Но когда все вошло в обычное русло, у него появилось свободное время. Тут мэтр Молэ сообщил юноше, что господин Помбелен проникся к нему уважением и желает с ним познакомиться. Он добавил, что коммерсант хочет, чтобы его дочки усовершенствовались в арифметике, и просит его с ними заниматься. Эдмон был всегда готов принести пользу людям. Он тут же отправился к господину Помбелену. Впоследствии он признавался, что его ослепила красота Розы, — он еще никогда не видел столь прекрасного существа: у девушки были обворожительные черты, безупречная фигура и вместе с тем она обладала чувствительным сердцем и живым умом. Эдмон не устоял перед столькими совершенствами: то была его первая и единственная любовь. В двух предыдущих случаях он не дал воли своему увлечению. И на сей раз он опасался отдаться склонности сердца, надеясь прежде узнать, идут ли ему навстречу родители прелестной Розы. Добрых три месяца он преподавал девицам, не обнаруживая своих чувств. Но он с рвением исполнял свои обязанности, и можно было предположить, что ему приятно посещать их дом.

Вначале обе его ученицы делали быстрые успехи: они уже обладали известными знаниями, и в первые дни Эдмон усомнился — способен ли он их чему-либо научить? Но потом он не без удивления обнаружил, что сестры не продвигаются дальше; решив, что это его вина, Эдмон удвоил усилия.

Не блистая красотой, как старшая сестра, Эжени была миловидна и обладала веселым, даже легкомысленным нравом, чем также отличалась от серьезной и положительной Розы. Эжени скоро заметила, что отец благоволит к молодому Ретифу; вдобавок она подслушала, как господин Помбелен хвалил Эдмона своей супруге, и, не вполне зная намерения родителей, заключила, что не навлечет на себя их недовольство, если окажет молодому человеку внимание.

Однажды за уроком юная особа, смеясь, сказала своему учителю:

— Не ломайте себе голову: поверьте, что это правило я знаю не хуже вас и даже могу изложить его короче. Сейчас мы одни, — давайте поговорим.

Удивленный ее словами, Эдмон не знал, что ответить. Эжени продолжала:

— Я уверена, что папа и мама вас любят и согласятся выдать за вас меня либо сестру Розу; она красивее меня и, если захочет, добьется своего. Не зная, что у моей сестрицы на уме, я боюсь вас полюбить... покамест она не выскажет своих намерений. Добейтесь от нее решительного ответа и, если она вам откажет, то рассчитывайте на меня! Вы искренний человек, и я говорю с вами откровенно: ответьте мне так же прямо. Разумеется, я не собираюсь вас просить, — поспешно добавила она, заметив смущение своего собеседника, — чтобы вы предпочли меня сестре. Но, предвидя возможный отказ с ее стороны, я хочу смягчить его, — знайте, что на худой конец у вас есть выход... не столь уж неприятный! Мои слова, быть может, покажутся вам чересчур вольными, в вашем краю девушки вряд ли говорят так свободно; прошу вас поверить, что я не влюблена в вас... нет, разумеется, но... но мне хотелось бы иметь такого мужа, как вы. Мне думается, женщина проживет счастливо с таким благоразумным и положительным молодым человеком, непохожим на наших порочных парижан. Поверьте, господин Эдмон, они мне вовсе не по душе. Вот и все, что мне хотелось вам сказать.

Тут вошла сестра Эжени. Эдмон дал Розе урок и удалился.

Когда сестры остались одни, Эжени, догадываясь, что сердце Эдмона отдано Розе, вознамерилась вызвать сестру на откровенность, чтобы знать, как поступить самой.

— Милая Роза, — начала она, — мы с тобой не только любящие сестры, но и добрые друзья. Скажи, положа руку на сердце: если родители предложат тебе выйти замуж за господина Ретифа, согласишься ты или нет? У меня есть основания задавать тебе этот вопрос, скажи всю правду. Нечего тебе краснеть, ужели ты меня боишься? Ну, что ты скажешь?

— Право же, — ответила Роза, — что за странная мысль взбрела тебе в голову!

— Повторяю, у меня есть свои основания: какого ты мнения о нашем учителе?

— Мне кажется, он совсем не походит на молодых людей, с которыми мне доводилось встречаться до сих пор.

— Значит, ты не стала бы от него отказываться?

— Я еще не помышляла об этом.

— А вот я так помышляла! Быть замужем, мне кажется, весьма почетно; ведь мама отнюдь не стыдится, что вышла замуж за папу. Мне думается, надлежит относиться к браку весьма серьезно, — ведь он связывает на всю жизнь!

— Право же, милая Эжени, тебя напрасно считают ветреной! Я и не подозревала, что ты способна так здраво рассуждать. Так что ж, сестричка... если бы этого захотели родители... я, пожалуй... Не скажу, что я люблю этого молодого человека; но он отнюдь не внушает мне отвращения и я пошла бы за него.

— Именно так я ему и сказала! У нас с тобой одни мысли!

— То есть как... кому ты сказала?

— Да Эдмону. Его застенчивость меня тронула. Я боялась, что ты ему откажешь, а он так робок, что твой отказ сразил бы его... вот я и дала ему понять, желая выказать ему уважение и ободрить его, что в случае твоего отказа он может рассчитывать на меня.

— Как, сестра! Ты решилась...

— Тут ничего нет дурного. Раз он тебе нравится, мне найдут другого. Завтра же я скажу ему, что ты согласна.

— Но это так не делается, Эжени! Будь же благоразумна...

— Хорошо, я ничего ему не скажу. Ведь ты должна выйти замуж первой, а я готова подождать хоть до тридцати лет. Он не скажет ни слова, ты тоже промолчишь... напротив, я же знаю тебя, ты станешь еще неприступней...

— Это дело наших родителей...

— Ты права. Пойду, скажу папе.

И ветреница, не слушая сестру, помчалась, напевая, к отцу.

Родители обрадовались, узнав секрет старшей дочки. Однако они не стали смущать ее расспросами, а она своим поведением старалась опровергнуть слова сестры. В тот же вечер господин Помбелен навестил мэтра Молэ и сообщил ему, что их замысел близок к осуществлению.

— Остается узнать, —