Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

с плеч. Вчера папа сказал мне, что, по его мнению, мой кузен благоразумен, хорошо воспитан и не походит на парижанина. Поэтому мои чувства, полагаю, придутся ему по душе; и мы обе будем счастливы, не так ли?

Красавица Роза вспыхнула и ничего не ответила. Вошел Эдмон, проказница нарочно приноровила разговор ко времени, когда он обычно к ним приходил.

— Ах, как кстати вы появились! Помните ли вы, что я вам однажды сказала?

— Я имел честь многое от вас слышать, мадемуазель.

— А! Так вы хитрите!.. Я имею в виду нечто, что вы вряд ли забыли, сударь, при всей вашей скромности.

— Нет, мадемуазель, ваши слова я не забыл и никогда не забуду.

— Ну, так нынче я разрешаю вам их забыть... вы меня понимаете?

— Ужели я так несчастен, мадемуазель?..

— Нет, вы совсем не так несчастны, — передразнила она его, — наоборот, так счастливы, что более не нуждаетесь в моем великодушии... Что это вы оба на себя напускаете? Право же, можно подумать, что это для вас новость!

— Для меня это именно так, мадемуазель, — ответил Эдмон.

— Слава богу, значит, хорошо, что я приехала.

— Моя сестра не стала серьезнее, сударь, — прервала ее Роза, — хотя и провела столько времени в обществе самой разумной и самой печальной женщины в Париже.

— Ручаюсь, что вы еще не признались друг другу в любви... Ну, что ж: пришло время объясниться, вот сейчас, при мне. Ведь вы, в самом деле, горячо любите друг друга.

Эдмон затрепетал от восторга; но Роза... в эту минуту она была прекраснейшей из роз!

— Ты такая болтушка, Эжени! Видишь ли... твои слова... сказанные столь необдуманно... могут дать господину Эдмону повод бог знает что подумать...

— О, я уж знаю, что говорю! Мои слова сказаны от чистого сердца, из желания помочь ему и избавить от затруднений. Я уверена, что хоть его сердце и занято тобой, в нем есть местечко и для меня.

При этих словах обычная сдержанность изменила Эдмону — слезы радости хлынули у него из глаз:

— О, вы сказали сущую правду, мадемуазель! — воскликнул он. — Боже мой! Какие вы чудесные люди! Как счастлив я, что ваша семья меня ценит! Я уважаю господина Помбелена наравне со своим отцом: он такой мудрый и достойный человек! Я не подберу слов, чтобы выразить, как я почитаю и люблю его. Госпожу Помбелен я сравниваю со своей матушкой; если бы вы знали Анну Симон, вы бы поняли, какая это высокая похвала! Что до вас, любезные девушки, я воздерживаюсь от комплиментов; вы драгоценные редкие жемчужины! Да пошлет господь вам счастье, — вы его достойны! Если мне дано содействовать вашему счастью, то знайте, что одной из вас я отдал всю свою любовь и нежность, а другой самую горячую дружбу, и она никогда не пожалеет, что была так добра ко мне!

Сельская школа

Скромник

— Ну вот, мы и выслушали признание! — захлопала в ладоши Эжени. — Оно несколько необычно, или, вернее, старомодно, но мне было приятно услышать то, что было сказано обо мне... А вам, мадемуазель?

— Господин Эдмон говорил, как благородный человек, и слова его весьма разумны, хоть и вызваны твоей легкомысленной выходкой, сестра, — ответила Роза, краснея.

— А! Наконец и ты призналась! — воскликнула Эжени. — Так вот. Раз объяснение в любви произошло, теперь можно считать, что вы почти что муж и жена ... Так будьте нежны друг с другом, чтобы и я, младшая, кое-чему научилась. Начинайте же любезничать ... только без пошлых комплиментов!.. Вам обоим не занимать ума!

— Мне придется, мадемуазель, лишь высказывать чувства, переполняющие мое сердце, — пылко сказал Эдмон, — и ваша сестра услышит слова самые лестные ... Но, пожалуй, мне лучше их не высказывать, ибо они могут смутить мадемуазель Розу, а это омрачило бы мою радость.

— Ах, Роза, тебе, с твоим возвышенным характером, нужен был именно такой возлюбленный!

— Если вы соблаговолите мне разрешить, мадемуазель, — обратился Эдмон к Розе, — я надеюсь доказать своим поведением убедительнее, чем словами, всю прочность и глубину моего чувства. Я жду от вас лишь одобрительного взгляда, он придаст мне духу.

Роза молча потупила глаза.

— Но ведь он ждет ответа, — заметила Эжени.

Прелестная Роза обратила чарующий взор на Эдмона и сказала, протягивая ему руку:

— Вас избрал мой отец, которого я люблю и уважаю так же глубоко, как вы чтите своего: о моих чувствах вы узнаете у него, если ему будет угодно высказать их вам за меня.

Тут господин и мадам Помбелен вошли в комнату дочерей. Они поведали Эдмону о своих видах на него и предложили ему руку Розы. Выслушав полные признательности слова юноши, господин Помбелен добавил:

— Напишите вашему отцу: нам остается получить его согласие.

Эдмону шел двадцатый год, он уже около трех лет жил в столице. Ему казалось, что перед ним открывается блестящее будущее и не приходило в голову, что его родители могут иметь что-нибудь против. Увы, он заблуждался! Но именно в этих обстоятельствах Эдмон явил высокий образец сыновней любви.

Отец его Пьер Ретиф никогда не выезжал за пределы своей провинции, и у него сложились самые превратные представления о столице; на беду Эдмона, их подтвердило письмо, написанное ему по поручению мадемуазель Молэ с просьбой запретить Эдмону на ней жениться. Об этом письме Пьер не сказал ни слова адвокату Ретифу, другу мэтра Молэ.

Когда в Нитри было получено письмо Эдмона, его сочли обманутым, погибшим, жертвой какой-то постыдной сделки, навлекающей позор на семью. Считая, что его сын недостаточно послушен и уже испорчен, Пьер прибег к средству, которое наверняка должно было заставить Эдмона вернуться. Однако в таком средстве не было надобности, и эта выдумка едва не сорвала его план. Узнав, что отец его при смерти и ему надо спешно ехать домой, Эдмон лишился чувств и слег, и пришлось задержаться с отъездом. Помбелены не хотели отпускать Эдмона прежде, чем будет написано письмо адвокату Ретифу и получен от него ответ. Прокурор, которому дочь, выйдя замуж, рассказала о своем письме, заподозрил неладное. Но Эдмон ни за что не хотел ждать. Он отправился совсем больной, дружески напутствуемый господином Помбеленом, вызвав огорчение у Розы, которой разрешили получать