Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

п. Как-то в воскресенье Эдмон, выходя из церкви после мессы, увидел, что один из его соперников вырывает у Катрины букет; это возбудило его ревность. Он подошел к сей любезной девушке и подал ей букет, приколотый у него к куртке, с такими словами: — Эти розы вам больше к лицу, чем мне. — Девушка зарделась. — По крайней мере, разделим их, — предложила она. Букет был составлен из алых и белых роз; она оставила себе белые. Но едва Эдмон, соблюдая приличия, отошел от Катрины, как некий смельчак сделал попытку отобрать у нее цветы. Катрина, легко расставшаяся с первым букетом, на сей раз изо всех сил старалась сохранить розы. — Это потому, что их подарил Эдмон! — буркнул раздосадованный кавалер.

Эти слова услыхал грозный Пьер. Его поразило, что сын в столь юном возрасте осмелился, без разрешения отца, поднять глаза на девушку. За обедом он не сказал ни слова, но потом искусно навел справки. От какой-то кумушки он узнал, что Эдмон, с тех пор как вернулся, три раза разговаривал с Катриной Готерен. На следующий день Пьер подошел к сыну в тот момент, когда он отправлялся в поле и уже сидел верхом на Брессане. Эдмон был в одной рубахе. — Дайте мне ваш бич. — Вот он, отец. — Три удара бичом, нанесенные самым сильным человеком своего времени, рассекли рубаху в трех местах и обагрили ее кровью. Эдмон лишь стиснул зубы. Пьер небрежно передал ему бич, сказав: — Запомните, — и возвратился в дом, не прибавив ни слова.

Эдмон не знал, что навлекло на него столь суровое наказание. Не обращая внимания на свои раны, он отправился в поле и, как обычно, проработал целый день. По возвращении Эдмона Анна Симон, увидев его окровавленную рубаху, решила, что случилось несчастье. Она громко вскрикнула. Сын успокоил ее. — Это пустяки, матушка. — Она стала расспрашивать поденщиков и узнала о происшествии, но не понимала, чем оно вызвано. Она возвратилась к сыну и перевязала ему раны, нуждавшиеся в уходе: за день полотно присохло к телу. Тут вошел Пьер, Анна взглянула на него со слезами на глазах: — Вот как вы его отделали! — Пьер отвел взгляд. — Так я поступаю с влюбленными! — Трудно было угадать, что означал этот лаконичный ответ.

Однако этот человек, столь суровый в обхождении, обладал чувствительным сердцем. Выйдя из дома, он отправился в сад. Когда мать сделала перевязку, Эдмон пошел посмотреть, не нуждаются ли растения в поливке, не надобно ли выполоть грядку, ибо он не избегал никакой работы. Он вошел в сад; но тот был обширен, зарос густыми деревьями, и они с отцом не увидели друг друга. Эдмон шел, то и дело нагибаясь, чтобы вырвать сорную траву. Вдруг он заметил отца; тот стоял, опершись о деревцо, посаженное Эдмоном, и, закрыв лицо рукой, вытирал слезы... Никогда еще Эдмон не видел отца плачущим; казалось, весь мир рушился: отец проливает слезы! — Как я его отделал! — пробормотал Пьер. Эти слова потрясли Эдмона, но, не смея показаться отцу на глаза, он упал на колени, повторяя про себя: — О, отец мой! Я удостоился ваших слез, вы любите меня, и я преисполнен счастья! — И он простирал к нему руки, оставаясь незамеченным. Услыхав, что отец двинулся с места, Эдмон поднялся и направился в глубину сада. Обнаружив невскопанный участок, он принялся за работу.

Отец, как видно, услышал; он подошел к сыну и отнял у него лопату: — Сын мой, на сегодня достаточно; ступайте отдыхать, я закончу сам.

Еще никогда с уст Пьера не слетали слова «сын мой», никогда не брал он в руки лопату и не полол сорняков у себя в саду; на сей раз он перекопал участок. Эдмон, трепеща от восторга, поведал матери о происшествии. То был праздник для всей семьи, ибо сестры обожали Эдмона. Добрая Анна то и дело приотворяла окошко и смотрела, как ее супруг копает землю. — Он заканчивает, дети мои, он заканчивает участок Эдмона! Не говорила ли я вам, что он любящий отец! Он боится, как бы сын не стал копать. О, какой у вас добрый отец! — И дети повторяли: — О, какой у нас добрый отец!

Эдмон не мог вспоминать без слез эту сцену: он благословлял отца за его строгость. — Не будь он таким, — непрестанно твердил он нам, — я мог бы распуститься, как многие другие, но отец пресек зло в самом зародыше; тут была потребна строгость, ведь я уже поддавался соблазнам!

Правда, Катрина была прекрасным существом: она составила счастье Жака Бертье, одного из сыновей школьного учителя. Но разве можно было в то время оценить ее по достоинствам?

Этому грозному отцу были свойственны прекрасные чувства: особенно ценил он в людях щедрость и великодушие. Его сын, как это нередко бывает у отцов, одаренных блестящим умом, был молчалив и застенчив: понятливый ребенок не смеет развернуться перед высокоразвитым отцом, способным заметить малейший промах. Эдмон обладал чувствительным сердцем и так сострадал обездоленным, что в десятилетнем возрасте отдал свою одежду сыну нищего, ходившему нагишом. Об этом случае мне не раз рассказывала тетка, старшая сестра отца. Пьер похвалил сына и ласково потрепал его по щеке. Но я приведу еще более разительный пример его милосердия, черты характера, с которой он был бессилен совладать, если позволительно так выразиться.

Случилось одному несчастному нечаянно совершить убийство; его вполне могли помиловать, но темный крестьянин и не подозревал об этом. Убийцу посадили в весьма своеобразную тюрьму. До сих пор в селении в таковой не было надобности; пришлось использовать загон для свиней, даже не имевший крыши. Преступника посадили под большой опрокинутый чан, ноги забили в колодки, которые скрепил гвоздями местный кузнец. Несчастный стонал день и ночь. Маленький Эдмон, охваченный жалостью, ходил его утешать и носил ему фрукты. Однажды, когда все работали в поле, мальчик, оставшись один возле чана, спросил узника:

— Дяденька, разве вы не можете уйти? — Увы, нет! Ноги у меня забиты в колодки, крепко сколоченные гвоздями; вот будь у меня клещи! — Мальчик сбегал за клещами. Убийца высвободил ноги из колодок. — А теперь вы можете приподнять чан? — Нет, дитя мое, он слишком тяжелый; вот если бы мне достать лом... — Эдмон сбегал и за ломом и просунул его в отверстие, через которое подавали еду. Узник проделал себе лазейку, выбрался