Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

Приведем еще одно высказывание киллера: «Я стал тем самым преступником, которому завидуют все – хладнокровным наемным убийцей, – и каждый день видел, как мое новое положение отражается в почтительных и испуганных глазах других людей». Тони Грек характеризует себя на контрасте с менее значительными разновидностями насилия: «Я имею в виду не хулиганов, этих недалеких медлительных бегемотов, которые способны напугать до усрачки разве что какую-нибудь пожилую жертву ростовщика, а парней, которые ни перед кем не отступят. Такие парни не смотаются во время перестрелки. Они не паникуют за рулем, когда надо убираться на машине. Они могут убить и выйти сухими из воды» [Hoffman, Headley 1992: 51, 91, а также 13, 103]. О схожих переживаниях и жизненных представлениях сообщает и Джоуи (см.: [Fisher 2002: 48–49], а также [Dietz 1983: 77]).

Кроме того, киллеры с презрением и свысока смотрят на обычных непрофессиональных убийц – «этих разгневанных истериков, которые стреляют в своих жен и все такое», – а также на заурядных громил [Fisher 2003: 33]. Среди профессиональных киллеров существует и еще одна иерархия: те, кто работает на организованную преступность, как правило, не берут заказы у «гражданских», то есть не имеющих связей с криминалом лиц, которые хотят убить свою вторую половину или какого-нибудь человека, чтобы получить за его жизнь страховое вознаграждение [Hoffman, Headley 1992: 194; Fisher 2002: 50–52]. Вот как Джоуи и Тони объясняют свои мотивы в данном случае: гражданские лица слишком ненадежны, их легко запугать полицией, они, скорее всего, донесут на исполнителя заказа. За такую работу берутся профессиональные убийцы низшего звена, которым платят меньше: от примерно пяти тысяч до двадцати тысяч долларов и в зависимости от того, насколько значимо лицо, которого предстоит убить. Напротив, простое «мясо» может вообще работать за фиксированную ставку или получать 250 долларов за одно дело. Деньги в данном случае выступают символом ранга в той же степени, что и оплатой более качественных услуг. Различия в рангах параллельны различиям в плотности социальной структуры. Киллеры низшего звена, как и в целом преступники, не принадлежащие к какой-то группе, заводят социальные связи случайным образом, на авось; они обладают гораздо меньшим доступом к надежной информации о поведении жертвы, а их знакомые легко становятся информаторами полиции (см., например, [Magida 2003]). В основных сетях организованной преступности ведется гораздо более плотное взаимное наблюдение – это не только позволяет найти приличного киллера, когда кому-то требуются его услуги, но и дает возможность самому убийце действовать более эффективно при выполнении заказов (поскольку обычно жертвами киллеров становятся лица, о которых известно, чем они регулярно заняты в криминальном бизнесе). Киллер принадлежит к репутационной элите, он пребывает в среде, обитатели которой тщательно настроены на наблюдение друг за другом. В этом более масштабном смысле представитель элиты киллеров, пусть он и совершает убийства в одиночку, действует в социальном сообществе, чье уважение ему небезразлично. Когда он отправляется на свое тайное дело, его идентичность, определяемая принадлежностью к элите, в очень значительной степени является частью его личного сознания[29].

Минимизирующая конфронтацию тактика террористов

Если классифицировать лиц, совершающих насильственные действия, по их методам, а не по мотивам и идеологии, то выясняется, что многие террористы напоминают профессиональных киллеров. Особенно близкое соответствие имеется в случае террористов-смертников, которые придерживаются конспиративного подхода вплоть до самого момента своей атаки; подобно киллерам, они прикидываются обычными людьми, чтобы проникнуть через защитные барьеры и подобраться к своим жертвам очень близко, поскольку именно так можно добиться высокой надежности результата и не промахнуться мимо цели нападения, как это слишком часто случается, учитывая то, что большинство насильственных действий обычно совершаются неумело. И киллеры, и террористы используют тактику внезапных, минимизирующих конфронтацию нападений на ничего не подозревающих жертв. Такая тактика не только обеспечивает насилию результативность, но и оказывает психологическую поддержку убийце. Вводя в заблуждение других, законспирированный убийца обманывает и себя: он подходит к своему делу не как к конфронтации, пребывая в разгневанном и напряженном состоянии, а в самом обыденном настроении: ничего необычного здесь не происходит. Профессиональный убийца – это просто обычный прохожий, а террорист – это просто пассажир метро или покупатель с сумкой – до самого последнего момента, пока он не выхватит пистолет, не заложит бомбу или не нажмет на детонатор. Конфронтация сводится к минимуму не только за счет конспиративного подхода, но и благодаря тому, что насилие ограничивается мизерным промежутком времени. Киллер в идеальной ситуации стреляет жертве в затылок, как только та выходит из машины, и если все идет по плану, то для зрительного контакта не остается даже мгновения. Террористы-смертники доводят это психологическое преимущество до крайности, поскольку у них не выдается ни момента, когда они сталкиваются с кем-то другим, открыто демонстрируя враждебность. Так выглядит специализированная тактика для обхода барьера конфронтационной напряженности и страха, который должно преодолеть любое насилие. Она в особенности полезна для того, кто совершает нападение в одиночку, а следовательно, без поддержки или давления аудитории, которая придает большинству совершающих насилие лиц эмоциональную энергию в момент атаки.

Разумеется, типология террористов куда более разнообразна, поскольку сам термин «терроризм» является общеупотребительным – даже если ограничить его политическими оппозиционерами или повстанцами, использующими соответствующие методы, и исключить шоковые приемы, которые используют государственные власти против нонкомбатантов[30]. Хотя все террористы проходят этап тайной подготовки нападения и приближения к цели, после совершения нападения между ними появляются различия по степени конфронтации. На одном конце этого континуума находятся длительные противостояния, возникающие при угоне самолетов, захвате заложников и похищениях, в особенности если они сопровождаются запугиванием и пытками. Эти конфронтационные тактики практически всегда реализуются небольшими группами, действующими согласованно, – не только потому, что для этого нужно несколько человек, но и для преодоления конфронтационной напряженности при помощи групповой эмоциональной солидарности, ведь здесь уже не получится полагаться на схему «обман плюс самообман», дающую притворное представление, что никакого насилия не происходит. На краю противоположной стороны континуума находятся террористы-смертники: в части конфронтационной напряженности их действия легче всего осуществить психологически, поскольку у них отсутствует даже какая-либо необходимость беспокоиться о том, что они столкнутся с публикой при бегстве после совершения теракта. К этому же концу континуума относятся бомбы с дистанционным управлением и мины-ловушки (наподобие устройств, размещаемых на обочинах дорог, которые стали причиной большого числа жертв в Ираке начиная с 2004 года (см.: iCasualties.org)), хотя они менее надежны, если на месте нет человека, следящего за тем,