Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

Моя точка зрения заключается в том, что это невозможно. Указанные техники взаимодействия, несомненно, существуют, плюс их можно понять, обучиться им и овладеть ими. При этом они не являются просто врожденными склонностями: от исходной генетически обусловленной способности к гневу или агрессии еще далеко до умелого совершения насилия, особенно если учесть тот широкий спектр специализированных разновидностей насильственного взаимодействия, который был рассмотрен в этой книге. Однако наличие количественного предела лиц, активно совершающих насилие, а особенно тех, кто делает это грамотно, представляет собой настолько широко распространенный в различных типах ситуаций феномен, что с неизбежностью напрашивается следующий вывод: здесь мы имеем дело с некой особенностью самой структуры взаимодействия, а не с той или иной индивидуальной характеристикой. Задача социолога в данном случае заключается в том, чтобы перевернуть гештальт: тот, казалось бы, загадочный факт, что некоторые лица обладают техниками взаимодействия, которые отсутствуют у других, можно рассматривать как способ функционирования социального взаимодействия. Речь идет о процессе, благодаря которому для большинства участие в насильственных действиях оказывается ограниченным, – и этот же процесс порождает насилие, совершаемое немногими. Групповое эмоциональное возбуждение в конфронтационной ситуации перетекает от одних участников группы к другим. Коллективное бурление взаимной вовлеченности имеет дифференцированный характер, включая множество эмоциональных качеств и степеней интенсивности: одни ведут себя относительно пассивно, испытывая большее напряжение и страх, больше полагаясь на других участников группы, которые задают общий настрой и предпринимают какие-либо действия; другие больше «прокачиваются» инициативой, уверенностью и энтузиазмом. Однако последних относительно немного, поскольку именно они извлекают выгоду из того механизма фокусировки, благодаря которому в них воплощается эмоциональная сила группы.

Все сказанное не является метафорой: то, о чем идет речь в этой книге, можно наблюдать непосредственно, если пристально изучить микроинтеракционные особенности насильственных взаимодействий, включая окружающих их наблюдателей.

Насилие представляет собой совершение интеракционного действия в ситуации, структурированной эмоциями. Наиболее распространенной эмоцией в ситуациях, где присутствует угроза насилия, является конфронтационная напряженность/страх. На протяжении всей этой книги мы могли убедиться, что совершать насилие трудно, а не просто. Какими бы ни были фоновые условия – наличие соответствующих мотивов, обид, порывов чувств, материальных стимулов или культурных идеалов, – большинство ситуаций, в которых может произойти насилие, заканчиваются ничем: бахвальство, угрозы и конфронтация – все это есть, но чаще всего участники противостояния идут на попятную, сопровождая это символическими жестами или в крайнем случае прибегая к кратковременному, беспорядочному и неумелому насилию. Чтобы насилие случилось, в конкретной ситуации хотя бы для некоторых ее участников должна представиться возможность обойти конфронтационную напряженность/страх.

Подобные обходные траектории пути можно разделить на два основных типа: «горячее» – эмоциональное – насилие и «холодное» – техничное – насилие. Первая разновидность насилия обычно возникает из потока эмоций какого-либо скопления людей, чье внимание стало резко сфокусированным – в этом качестве могут выступать спутники, зрители или противники. Наиболее типичной горячей эмоцией является гнев, однако имеются и другие разновидности эмоций и их сочетания – в частности, может происходить нагнетание напряженности и страха, внезапно переходящее в наступательную панику, либо могут присутствовать восторженные и бьющие ключом эмоции наподобие тех, что встречаются во время разгула, развлечений и спортивных соревнований. Все эти ситуации относятся к горячим, высоким уровням адреналинового возбуждения, которые прокручиваются через скопление человеческих тел. Стоит повторить, что для успешного совершения насилия недостаточно одного лишь присутствия горячих эмоций – эти эмоции еще должны приобрести такую конфигурацию в пределах группы, чтобы можно было преодолеть конфронтационную напряженность/страх.

К другой категории относятся разновидности «холодного» техничного насилия. Здесь лица, активно совершающие насилие, применяют приемы, позволяющие им управлять собственными эмоциями и извлекать преимущества из эмоциональных слабостей своих оппонентов. Но не стоит забывать, что данные категории представляют собой идеальные типы, поэтому в конкретных видах насилия можно обнаружить различные сочетания «горячих» и «холодных» техник.

Стоящая перед нами проблема заключается в том, чтобы объяснить, почему насилие ограничивается небольшим числом активных исполнителей и умелых элит – сначала дадим ответ на этот вопрос применительно к «горячему» насилию, а затем для его «холодной», техничной разновидности. В первом случае все просто. Насилие, совершаемое группами, охваченными горячими эмоциями, представляет собой масштабный ритуал взаимодействия, в котором происходит эмоциональное объединение сборища людей благодаря сосредоточенности на отдельно взятой конфронтации – именно этот момент обеспечивает ощущения возбужденности и солидарности, которые заряжают энергией небольшой сегмент тех, кто готов вступить в схватку. Переход к насилию происходит легче всего, когда сама толпа ни с кем не сражается, а выступает лишь в роли оказывающего поддержку зрителя, как в случае спортивных состязаний либо в ситуациях, где публика что-либо празднует или отмечает, относясь к дракам как к развлечению. Точно так же обстоит дело с постановочными поединками между представителями героической элиты. Особенность здесь, как и во многих разновидностях дуэлей, заключается в том, что сами бойцы могут не испытывать горячих эмоций, однако их заставляют ввязаться в бой эмоциональное давление толпы и чувство гордости за то, что им удастся сохранить свой статус. В таких случаях организация публики, окружающей бойцов, обычно принимает форму сплошного кольца зрителей, которые помогают участникам поединка преодолеть конфронтационную напряженность/страх – поток эмоциональной поддержки направлен внутрь, в направлении нескольких человек, находящихся в центре этого круга.

Проблема преодоления конфронтационной напряженности/страха усложняется, когда большая группа сама становится участником насилия, – даже если это лишь номинальное участие, когда такая группа не предпринимает ничего особенного, но все же занимает конфронтационную позицию по отношению к реальному противнику, который может вступить с ней в схватку. Иногда у толпы возникает легкая благоприятная возможность перейти к насилию. Например, так происходит в ситуациях, когда появляется зона, где отсутствуют представители властей и толпа может приступить к беспорядкам, направленным против статичных материальных эмблем противника, скажем, занимаясь мародерством и устраивая поджоги. Рассматривая подобные случаи, мы отмечали, что и здесь в толпе происходит стратификация, включающая предводителей мародерства, уже существующие банды или скопления людей, к которым постепенно, по мере развития событий, присоединяется более широкая самодеятельная масса желающих в них поучаствовать, привлеченных эмоциональной атмосферой происходящего, – однако даже эта группа охватывает лишь 10–15% публики, способной принять в нем участие. Аналогичным образом происходят и ритуалы празднования победы, совершаемые над телом мертвого противника. В таких ситуациях исключена реальная конфронтация, но желающих поучаствовать в осквернении тел набирается немного, хотя даже здесь обнаруживается микроскопическая верхняя часть группы, которая берет на себя роль демонстративных экстремистов, наподобие людей, взбиравшихся на фермы моста в Фаллудже, чтобы ударить подошвой ботинка по свисающим с них телам. Неравномерное воодушевление