Сгорать от любви (и от стыда) - Яна Шарм

того мира, который она с таким трудом покинула. Он выглядел… иным. Не безупречным и холодным, а каким-то потертым, почти потрепанным. Его дорогой костюм, обычно сидевший на нем как влитой, был слегка помят, галстук ослаблен. Но самое страшное были глаза — в них бушевала не привычная уверенность, а буря обиженной, детской ярости и непрожитой боли.

— Виктория, — его голос прозвучал резко, как щелчок бича, перекрывая уличный шум и щебет птиц.

Она замерла, инстинктивно сжимая в руке бумажный пакет. Хруст бумаги отозвался в тишине, наступившей внутри нее. Сердце на мгновение ушло в пятки, заставив похолодеть кончики пальцев, но потом она выпрямила спину. Она больше не была его женой. Она не должна была бояться.

— Дмитрий, — кивнула она, стараясь сохранить спокойствие, хотя каждый нерв был натянут. — Я не думала, что мы… когда-либо еще увидимся.

— Что мы случайно встретимся? — он перебил ее, делая два быстрых шага вперед, сокращая дистанцию до неприличной. От него пахло дорогим, терпким парфюмом, но сквозь него пробивался едкий, кисловатый запах — возможно, несвежего вина или просто пота. — Я подождал. Знал, что ты где-то тут крутишься. В этом… районе, — он с откровенным презрением окинул взглядом фасады обычных жилых домов, замызганный асфальт и играющих на площадке детей.

— Что тебе нужно? — спросила она, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. Это был уже не тот сломленный, уставший муж, с которым она говорила в их бывшей гостиной. Это был раненый, загнанный в угол зверь, готовый к атаке.

— Мне? — он горько, беззвучно рассмеялся, и этот звук был страшнее крика. — Мне нужно понять. Объясни мне, как умная, образованная женщина меняет смартфон последней модели на дешевую подделку? Как променивает пентхаус с видом на Неву на съемную конуру в спальном районе? Как меня… — его голос дрогнул, выдав настоящую боль, — меняют на какого-то грязного, вонючего пожарного, который тушит чужие помойки?

Последние слова он выкрикнул, и несколько прохожих замедлили шаг, оборачиваясь. Вика почувствовала, как горит лицо, но не от стыда, а от вспыхнувшего в ней гнева, чистого и яростного.

— Он не грязный пожарный, — прошипела она, сама удивляясь своей храбрости. — Он герой. Настоящий мужчина. В отличие от тебя, который привык измерять все деньгами, квадратными метрами и стоимостью галстука!

— Настоящий? — Дмитрий фыркнул, но в его глазах, помимо ярости, читалась паника. Он терял ее, и терял навсегда, безвозвратно, а это било по его самолюбию и гордыне сильнее, чем по сердцу. — Он тебе что, на руках носит? Цветы дарит? Говорит, что ты у него одна-единственная? Это все сказки для глупых, несостоявшихся баб, Виктория! Жизнь — это партнерство! Стабильность! А не прыжки по помойкам и подвалам в поисках дешевых острых ощущений! Ты играешь в любовь, как девочка-подросток!

Он внезапно схватил ее за локоть. Его пальцы, сильные и привыкшие сжимать только дорогую ручку или руль, впились в ее кожу с такой силой, что она ахнула от боли и неожиданности.

— Я не позволю тебе разрушить нашу жизнь, все, что мы строили, ради этой… этой интрижки! Ты одумаешься. Ты вернешься. И я… я все прощу. Мы сможем начать все сначала.

В его словах не было ни капли любви или тоски. Лишь уязвленный, гипертрофированный эгоизм и панический страх оказаться не тем, кого бросают, а тем, кого бросили. Она смотрела на его перекошенное гримасой гнева лицо и не видела в нем того человека, за которого выходила замуж. Видела лишь чужого, озлобленного мужчину.

— Дмитрий, отпусти меня, — сказала она ледяным, не терпящим возражений тоном, который, казалось, удивил его самого. — Наша жизнь уже разрушена. И разрушила ее не я и не Сергей. Ты разрушил ее своим равнодушием, своей холодностью, своим молчаливым презрением ко всему, что нельзя купить. Я не вернусь. Никогда. Ты слышишь?

Она резко дернула руку, высвобождаясь из его хватки. На ее нежной коже остались красные, болезненные следы от его пальцев.

— И если ты еще раз подойдешь ко мне, попытаешься меня остановить или, не дай Бог, навредить ему, — она посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде он прочитал не детскую решимость, а стальную, взрослую волю, — я немедленно подаю заявление о преследовании. У меня есть свидетели, — она кивнула в сторону замешкавшихся прохожих. — И у меня есть адвокат. Ты же не захочешь громкого скандала, правда? Это очень плохо для репутации успешного бизнесмена. Инвесторам не нравятся истории с полицией.

Он отшатнулся, словно ее слова были ударом хлыста по лицу. Его уверенность окончательно рухнула, сменившись растерянностью и злобой. Его идеальный, выстроенный по линейке мир трещал по швам, и он не знал, как его склеить, ведь в его наборе не было клея под названием «искренние чувства».

Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Ее колени предательски дрожали, адреналин бил в виски, но спина была прямой, а подбородок высоко поднят. Пакет с круассанами она сжимала так сильно, что бумага промялась и порвалась.

Дойдя до угла, за которым его уже не было видно, она прислонилась к холодной стене дома, чтобы перевести дух. Только сейчас она позволила себе задрожать. Доставая телефон, она заметила, что ее пальцы не слушаются, пляшут по стеклу. Она не хотела его пугать, но он должен был знать. Должен быть готов.

Вика: Только что встретила Дмитрия. Он поджидал меня. Он не в себе, агрессивный, угрожал. Будь осторожен. Я в порядке, просто нервничаю.

Ответ пришел почти мгновенно, будто он держал телефон в руке, ожидая.

Сергей: Где ты сейчас? Точный адрес. Не двигайся. Я уже выезжаю.

Она улыбнулась сквозь подступающие к горлу слезы облегчения. Не потому, что было страшно. А потому что он, не задавая лишних вопросов, не требуя объяснений, уже мчался к ней. Он был ее щитом, ее крепостью. И она, в свою очередь, была его.

Они стояли на пороге новой, незнакомой бури. Но на этот раз они были готовы встретить ее вместе, плечом к плечу. И тень прошлого, какой бы длинной и навязчивой она ни была, не могла затмить свет их общего